Заказ на олигарха - Владимир Гриньков Страница 27

– Нет, – покачал головой Китайгородцев. – Когда ты без меня – ты делаешь, что хочешь, я ничего не имею против. Но, если ты взял меня с собой – я все время рядом, потому что несу ответственность.

– Я тебе сказал! – обозлился Петя.

Вместо ответа Китайгородцев газанул, и они поехали с этой площадки прочь.

– Хорошо! – сдался Петя.

Вернулись на площадку. Петя вышел из машины и скрылся за будкой. Он отсутствовал всего минуту. Когда вернулся, было видно, что он взволнован.

– Поехали! – скомандовал отрывисто и зыркнул обеспокоенно по сторонам.

Похоже, он действительно ощущал себя шпионом.

Он говорил Китайгородцеву перед поездкой, что заберет какую-то вещицу. У него здесь тайник? Что вообще происходит?

Надо бы почитать, что ему за последнее время написала Swiss’да.

* * *

Вечером этого же дня Китайгородцев был в Муроме. Мать Люды Потаповой жила в деревне километрах в тридцати от Мурома, об этом он узнал без труда. И дом ее в деревне нашел легко. Вот только в дом попасть оказалось непросто.

За грязным и никогда, похоже, не мытым стеклом в призрачном, неярком свете угадывался человеческий силуэт. Как возник там, едва Китайгородцев постучал в оконце, так и маячил бессловесно, словно это был не человек, а неодушевленный предмет.

– Мария Петровна! – взывал Китайгородцев. – Я от вашей Люды.

Безуспешно.

Он еще стучал.

– Я друг Антона, – сказал Китайгородцев. – Он здесь у вас работал… не здесь, а с вашей Людой, в смысле… И он помог ей перевестись в Москву…

Только это возымело действие.

Силуэт пропал, а вскоре звякнула щеколда на двери. На хлипкое, полуразвалившееся крыльцо, кутаясь в пропахший насквозь нищей старостью платок, вышла пожилая женщина невысокого росточка, настороженным взглядом всматривалась в лицо незнакомца.

– Я из Москвы, – сказал Китайгородцев. – Приехал в Муром по служебным делам и заодно решил заехать к вам. Гостинцы вот.

Он продемонстрировал увесистые пакеты со снедью, предусмотрительно закупленной в Москве.

Пакеты женщину явно заинтересовали. Но осторожности у нее не убавилось.

– У Люды все нормально, – продолжал ровным голосом гипнотизировать собеседницу Китайгородцев. – Снова мамочкой будет – вы об этом знаете?

– А то! – сказала женщина.

И совсем было не похоже, чтобы она радовалась такому обстоятельству.

– Передавала, чтобы вы не волновались. И просила фотографию сыночка привезти.

Китайгородцев продемонстрировал женщине цифровой фотоаппарат.

– Скучает, – пояснил он.

– Не очень верится, – сухо оценила женщина.

– Все-таки на расстоянии, – примирительно произнес Китайгородцев. – Тут чувства обостряются.

– Пускай потоскует. Может, чувства материнские у нее и проснутся.

Похоже, в вопросах воспитания ребенка у мамы и у бабушки существовали определенные разногласия.

– Одежду передала, – сказал Китайгородцев. – Для малыша. Заботится. Не сильно новое, конечно. Но очень качественное. Все импортное.

На самом деле по его просьбе няня, Оксана Петровна, подобрала кое-что из вещей Алеши Проскурова – то, из чего он либо вырос, либо пятна какие посадил и теперь неудобно было надеть.

– И денег передала, – сделал еще одну попытку Китайгородцев.

Достал бумажник, демонстрируя готовность тут же отсчитать дензнаки. Подействовало наконец. Не хотела, наверное, женщина, чтобы гость на крыльце демонстрировал деньги – еще увидит кто.

– В дом пройдите! – сказала поспешно и зыркнула по сторонам, пытаясь высмотреть в сгущающихся сумерках недоброжелательных, алчных соседей.

В доме стоял тот же жуткий запах. Здесь все пропахло насквозь нищетой. Убогость быта, способная свести с ума. Почерневшие от сырости стены, кое-как слепленная из неоструганного горбыля лежанка, заваленная вонючим тряпьем, которое заменяло и матрац, и постельное белье одновременно. Засиженная мухами единственная лампочка под потолком освещала комнату так тускло, что Китайгородцев не смог разглядеть, за какой год был висевший на противоположной стене календарь.

– Давайте деньги! – сказала женщина и жадно протянула руку.

Чего же, мол, откладывать дело в долгий ящик.

Китайгородцев достал из бумажника две пятисотрублевые бумажки, протянул их женщине.

– Хорошо, видно, зарабатывает, – ровным голосом дала оценку та.

Без зависти и без радости сказала.

– Теперь еще вещи, – разбирал сумки Китайгородцев. – Куртка здесь, потом еще всякие ползунки. Хорошо бы сразу примерить.

Он не видел ребенка и хотел, чтобы тот здесь появился. Но женщина перебирала вещи и не спешила предъявить внука.

– Теперь Люда будет вам помогать, – пообещал Китайгородцев. – Вещи для ребенка… Одежда, обувь…

Он обещал то, что был способен выполнить. Не помощь Люды, естественно. Но и без нее мог из вещей кое-что привозить, сам.

Мария Петровна перебирала дары, удивлялась качеству материалов, из которых была пошита одежда, – такого она в руках не держала никогда, это было заметно.

– Отец-то помогает? – спросил сочувственно Китайгородцев.

– Какой отец? – подняла на него глаза женщина.

– Ну мальчика этого… Сынишки Людиного…

– Помогает! – зло сказала Мария Петровна. – А потом догоняет и еще помогает!

С яростью последние слова произнесла.

– Но хоть наведывается? – все с тем же сочувствием в голосе поинтересовался Китайгородцев.

– Куда? – в сердцах спросила женщина.

– Сюда, к сынишке.

– А он его видел, сынишку своего? – все больше озлоблялась Мария Петровна. – Или вообще – хоть знает, что у него есть сын? Он же матрос!

– Матрос? – опешил Китайгородцев. – Моряк?

– Моряк с печки бряк! Он просто Людку поматросил и бросил, потому моряк! Ну какой моряк? Где бы ему взяться? Поди пойми, кто он такой? Шустрик городской, там у них все быстро! А дура эта уши развесила, шмяк-бряк, и родила! Получился тоже маленький матросик! Вот сидит и жизни радуется! – махнула женщина рукой.

Китайгородцев проследил направление и увидел дверь, которую прежде не заметил, – его глаза уже привыкли к полумраку. Он схватился за фотоаппарат.

– Так я его сфотографирую? – вопросительно посмотрел он на женщину.

Та нервно дернула плечом. Не очень-то ей эта идея нравилась. Но теперь, после московских подарков, вроде как неловко было отказать. Для себя Китайгородцев решил, что разрешение получено. Прошел в смежную комнату. Женщина последовала за ним. Здесь света было ненамного больше. За невысокой выгородкой, сооруженной из обломков досок, ползал Людин сын. Грязненький и почти голый. Вместо соски у него была тряпица с хлебным мякишем – малыш жадно сосал ее, причмокивая, – а вместо игрушек – пустая пачка из-под сигарет, обломок расчески и порядком раздерганный на клочья журнал «Работница» за одна тысяча девятьсот семьдесят девятый год.