Батюшка. Божий спецназ - Михаил Серегин Страница 16

– Я, по-вашему, на каждый чих должен посреди ночи из дома выбегать? – начал уже злиться Белоусов, поняв, что стряслось что-то не совсем обычное.

– Не знаю, – отрезал отец Василий, – не берусь советовать. Только имейте в виду, что стреляли в меня.

– Кто? – хриплым от волнения голосом спросил Белоусов.

– Не знаю. Думаю, что вы это, Павел Борисович, выясните. Кто и, главное, зачем.

– Как все это произошло, кого вы видели?

– Никого я не видел, а произошло, как обычно в таких случаях и бывает, – неожиданно. Шел я, между прочим, от вас. Шел медленно, размышлял. Примерно около дома Кузнецовой сзади грохнул выстрел. Жакан ударился в старый столб от воротины. Между прочим, сантиметрах в тридцати от моей головы. Когда я вернулся на место, откуда, по моим расчетам, стреляли, то никого уже не было, было только вот это ружье со свежим запахом сгоревшего пороха. Стреляли с заднего двора дома, где живут двое глухих стариков. В соседнем доме, как я понял, сегодня никого ночью не было, хозяева уехали куда-то. Вот и все. Спасло меня расстояние метров в восемьдесят, великоватое для охотничьего ружья, и облачная ночь.

– Вы в самом деле полагаете, что на вас совершено покушение? – поинтересовался немного пришедший в себя участковый. – Вы что, премьер-министр банановой республики или президент Кеннеди? Пьяный дурак палил ночью, а потом потерял ружье и спать пошел. Может, под забором где-нибудь и уснул.

– Павел Борисович, меня только что чуть не застрелили, – напомнил отец Василий. – Мне, знаете ли, нет никакого дела до причин этого выстрела. Они вас должны интересовать, на вашем участке ночью стреляли в человека, умышленно или случайно. Я пришел рассказать о случившемся и узнать – намерены вы расследовать это дело или оставите все так, как есть?

– Не напоминайте мне, пожалуйста, отец Василий, моих обязанностей, – огрызнулся молодой участковый. – Я их прекрасно знаю. Естественно, случившееся не останется без последствий. Я это рассматриваю как ЧП. Только уверяю вас, что выстрел был произведен случайно. Здравый смысл подсказывает, что у нас нет таких дел, из-за которых убирают конкурентов, опасных свидетелей и тому подобное. Вы согласны со мной?

– Разумеется, согласен, – кивнул отец Василий. – Но меня крайне интересует, по какой причине я чуть было не стал жертвой.

– Я буду держать вас в курсе, не волнуйтесь. Кстати, притащив ружье сюда, вы очень помешали следствию. На нем ведь были отпечатки пальцев, другие следы, которые помогли бы идентифицировать нарушителя. Вы очень осложнили расследование.

– Не будет там никаких отпечатков. По крайней мере, я очень удивлюсь, если они там есть.

– На что вы намекаете? – не понял Белоусов.

– Расследование покажет, – коротко ответил отец Василий и открыл дверь на улицу. – Спокойной ночи, Павел Борисович.

Что-то было не так. Священник прекрасно понимал, что мелкое хулиганство с краской – это одно. Нагадить на полу клуба – тоже из этого же разряда. Но попытаться убить священника? Здравый смысл говорил, что такого не бывает. Демонстративно ведущему себя коммунисту Пашутину или не просыхающему Гусеву не нужна смерть священника. Им нужен процесс, их интересует чисто эстрадный успех. Публично обвинять, скандалить, самовыражаться, но не убивать. Это, как говорится, совсем из другой оперы. Да и не против священника конкретно и предпринимателя Овчарова выступал Пашутин и наверняка подстрекаемый им Гусев. Нет, Пашутин выступает против явления в целом, а тот или другой олицетворяет это явление – неважно. В пьяный выстрел отец Василий тоже перестал верить, хотя и пытался себя поначалу в этом убедить. Пьяный дебошир – а другой человек не стал бы стрелять – ведет себя иначе. Если он схватил ружье, значит, это агрессия, направленная против кого-то или чего-то. Значит, даже будучи в состоянии белой горячки, должен был шуметь, скандалить, угрожать и всячески проявлять свое раздражение. А выстрелив, должен был остаться удовлетворенным, потому что повторно не стрелял. Зарядов не было? Может быть, тогда бы он с обычным пьяным шумом пошел бы домой за патронами. Нет! Не случайный это выстрел. Но от этого выстрел становился необъяснимым.

Утром отец Василий, так и не сомкнув ночью глаз в своих размышлениях, направился к злополучному столбу. Повозившись несколько минут, он выковырял из древесины кусочек свинца. Прикинув траекторию попадания пули в столб, убедился, что предположения его были верными. Стреляли как раз с того места, где он и нашел брошенное ружье. Получается – выстрелил, бросил ружье и тихо скрылся. Эх! Священник только что не стукнул себя по лбу. «Как же я забыл вчера ночью у Белоусова, когда передавал ему ружье, посмотреть, есть ли в стволе стреляный патрон! Если есть, то сомнения остаются. Если стрелок его вытащил, прежде чем убегать и бросать оружие, значит, стреляли конкретно в меня».

До крайности удивленный и полный недоумения, отец Василий принес кусочек свинца, который он извлек из старого столба, участковому. Первым делом священник поинтересовался патроном. Оказалось, что ствол был пуст. Само же ружье, судя по учетам, зарегистрировано на Гусева.

– Интересно, правда? – странным тоном, который почему-то не понравился отцу Василию, спросил участковый. – Предлагаю прямо сейчас и сходить к Гусеву.

Отказываться отец Василий и не собирался, потому что загадка не давала ему покоя. Сейчас могло многое открыться или, наоборот, запутаться. По крайней мере, появится новая пища для размышлений.

Когда Белоусов и священник появились на улице, было около семи утра. Для села не так уж и рано. Доярки уже возвращались с фермы после утренней дойки. Пастух уже выгнал сельское стадо, которое пылило вдалеке. Во дворах хозяйки занимались своими делами, привыкшие вставать с петухами.

Удивительно, но Гусева увидели почти сразу. Хотя вскоре стало ясно, что удивляться тут нечему. Тот явно страдал с похмелья и спешил домой с бутылкой, наполненной непонятной жидкостью. Он попытался было приложиться к горлышку прямо у чужого забора, но, оглянувшись, увидел участкового. Короткая заминка показала, что пьяница по многолетней привычке испугался милиционера – возможно, Рогов в свое время был с ним несколько строг. Потом, видимо, решил, что его за это никто не убьет. Приложившись к горлышку бутылки, Гусев сделал несколько глотков, вытер рот тыльной стороной руки и поспешил к своему дому.

Белоусов с отцом Василием, не вдаваясь в комментарии, подошли к дому Гусева. Дверь была раскрыта нараспашку, а внутри слышались возбужденные мужские голоса. Участковый по-хозяйски шагнул в дом. Войдя следом, отец Василий чуть не задохнулся от застарелой вони. Здесь перемешалось все: и запах грязного жилища, не стиранного месяцами белья и немытого тела. Точнее – тел. За столом, заваленным объедками и заставленным пустыми бутылками, сидели с Гусевым еще двое местных мужиков, не отличавшихся примерным поведением. То, что они похмелялись после ночной попойки, которая здесь же и происходила, было совершенно очевидно.

Увидев участкового и священника, мужики отреагировали однозначно, решив, что гости заявились исключительно для воспитательного процесса. Не совсем трезвыми и хриплыми голосами они наперебой загалдели, что имеют право выпить, что они трое суток работали как «папы Карлы», что они не мотаются по улицам, а чинно выпивают дома.