До последней капли - Андрей Ильин

Старого человека болезни уже почти не беспокоят. В старости их становится слишком много, чтобы переживать по каждой в отдельности. После десятого вписанного в медицинскую карточку неизлечимого хронического недуга ничего не остается, как начинать относиться к своим хворям с известной долей юмора.

В последнее время Сан Саныч заметно прибавил по части юмористики. Просыпаясь утром, он привычно пересчитывал знакомые симптомы — здесь болит, тут простреливает, там не держит — и очень удивлялся, если не обнаруживал какой-нибудь свеженькой болячки. Иногда спасал склероз — он забывал о той или иной болезни. А то совсем грустно было бы.

Раз в два месяца Сан Саныч ходил в ведомственную поликлинику. Не для того, чтобы вылечиться, а больше для того, чтобы пообщаться. Поликлиника для людей вроде него давно уже перестала быть лечебным заведением, превратившись в своеобразный клуб общения по интересам. Объединяющие интересы были разные. У кого-то геморрой, у кого-то камешки в почках. Люди кучковались по болезням в зависимости от кабинетов, пред которыми им предстояло высиживать длинные очереди.

В поликлинике ветеранов не любили. Они портили отчетность по здоровью и изматывали персонал своей старческой занудливостью.

— Фамилия? — громко орала в окошко регистратуры внешне милая, никак не соответствующая мощи своего административного рыка, медсестра.

— Дронов.

— Имя-отчество-год-место-рождения?..

— Александр Александрович, тысяча девятьсот…

— Чего хотели?

— Внимания младшего медицинского персонала.

Младший медицинский персонал отрывал глаза от стола и орал пуще прежнего.

— Че вы мне голову морочите? Чего хотели? На какого врача талон писать?

Лет пятьдесят назад фраза о внимании имела не столь казенный отклик. Лет пятьдесят назад Сан Саныч, вернее, тогда Сашок, обычно этого самого внимания удостаивался. Как ни печально, но, кажется, надо признать, что за эти годы он слегка изменился. Или молодые стали уж слишком серьезны?

— Какой кабинет вам нужен? Не тормозите очередь!

— Спортивного массажа. Собираюсь поставить рекорд по продолжительности стояния на всемирной олимпиаде ветеранов.

— По какому стоянию? — автоматически переспрашивала медсестра.

— По придверному, возле кабинетов. И еще, возможно, по автобусно-троллейбусному. Если пройду отборочные соревнования. Хотя вообще-то я мастер спорта по переступанию трусцой в очередях.

— Вы шутите?

— Я совершенно серьезно.

— Нет у нас спортивного массажа. На кого писать талон?

Похоже, все-таки дело не в возрасте. Злы они на жизнь, на шутки не отвечают…

— Тогда к педиатру. Как впавшему по причине преклонного возраста в детство. Хочу просить рецепт на дополнительное детское питание и казенные подгузники…

По коридорам поликлиники Сан Саныч продвигался, как по актовому залу собственного ведомства в момент проведения в нем торжественного заседания, посвященного Дню Победы. Очень медленно. Возле каждого кабинета он замечал знакомые лица, которые жаждали общения.

— Привет старперам! — шумел Сан Саныч при виде очередного ветерана.

— Здорово, полковник.

— Все сидите?

— Сидим.

— Мученики, вам бы не здесь на сквозняках сидеть, а где-нибудь в тепле и покое. Например, в крематории — поближе к топке.

— Нет, уж мы лучше померзнем.

— А генерал где? Что-то давненько его не вижу.

— Генерал пошел на повышение. В кардиохирургию на восьмой этаж.

— Ну, теперь ему к его лампасам еще штук сорок добавится на штанах больничной пижамы…

И так чуть не у каждой двери. Любят лечиться ветераны. Есть за ними такой грешок. За что их врачи и не жалуют.

— Что беспокоит?

— Дороговизна, задержка пенсии, возраст, доктор.

— Я спрашиваю, что вас беспокоит по медицинской части?

— Все то же, что написано в деле, плюс отрыжка после еды.

— Раздевайтесь. Дышите. Не дышите. Покашляйте. Снова дышите. Когда впервые почувствовали боли в спине?

— В сороковом. Когда служил в осназе.

— В чем?

— В частях особого назначения.

— Понятно. Больше не застужались?

— Застужался. Под Смоленском. В СМЕРШе в Белоруссии. В Польше. Но потом прогрелся. В Маньчжурии…

— Мне ваши послужные списки неинтересны. Я отвечаю за отклонения в вашем здоровье, а не в биографии.

— А чем вас не устраивают наши биографии?

— Например, аббревиатурой: НКВД, СМЕРШ, ГПУ…

— У вас, похоже, кто-то из родственников пострадал?

— Это к делу не относится.

— Может, и не относится. Только мне интересно, отчего это вы, на дух не перенося подобные буквенные сочетания, не устроились работать в обычную районную поликлинику? Почему предпочли ведомственную, где каждый пациент не лампасом, так погоном отсвечивает? Больше платят? Или квартиру пообещали? А не зазорно с рук врага корм клевать? А если клюете — зачем чирикаете? В принципах следует быть последовательным до конца.

И кстати, не оправдания, но справедливости ради хочу заметить, что не все, кто в НКВД служил, в следственных кабинетах выслугу вырабатывали. Кое-кто и в поле. На сквознячках. А они, бывало, в поясницу не один только радикулит надували, а еще и пульки. Свинцовые. Вы для интереса мою карточку полистайте, там про это не одна страница написана. Впрочем, вам, похоже, что контузия, что скарлатина…

Сто раз зарекался Сан Саныч не вступать в дискуссии на предмет доказательства своей непричастности к верблюжьему племени — нет, горбов не имел, в стаде не состоял, верблюжью колючку не жевал, в пустынях Средней Азии не пасся, хотя, представься такая возможность, плюнул бы в очередного обидчика с превеликим удовольствием. Сто раз зарекался, а на сто первый срывался.

— Зато здоровье у вас хорошее. Для вашего возраста просто-таки удивительное, — шел на мировую доктор.

— Вашими медицинскими молитвами, — отвечал Сан Саныч, претерпевая обиду. В конце концов, не вина врача, что он плохо разбирается в специфике давно отмерших организаций.

— Теперь вам осталось зайти в третий и седьмой кабинеты.

— Нет, спасибо, я уж лучше домой…

Перед подъездом, как всегда, торчал соседский охранник.

— Здравствуйте, Сан Саныч.

— Здоров. Все стены подпираешь?

— А как иначе? Работа такая.