Бой против своих - Сергей Зверев

Лето девяносто девятого с самого начала выдалось хмурым и дождливым. Серое небо, частые ливни, пронизывающий до мозга костей ветер. Лишь изредка сквозь плотные тучи пробивались солнечные лучи, и тогда казалось, что вот-вот потеплеет, наступит настоящая летняя жара. Но ясные деньки надолго не задерживались, лишь дразнили: опять громыхал гром, рассекали небо высоковольтные разряды искристых молний. И пессимисты начинали поговаривать, что уже не распогодится, что все лето пройдет в дождях и сильных ветрах. Но у погоды свои капризы.

Один из таких капризов случился в конце августа. Обрушившаяся с неба жара буквально растопила угрюмые лица людей. Жители Нижнего Поволжья словно проснулись после долгой зимней спячки. Кто-то бросил все дела и уехал на дачу, кто-то отправился в деревню к родственникам, кто-то взял отпуск и просто наслаждался прекрасной погодой у себя дома. За пару дней все окрестные пляжи уже кишели людьми. То тут, то там вырастали, как грибы после дождя, небольшие кафешки, завлекающие посетителей прохладительными напитками и горячими чебуреками. Все в один миг словно ожило и расцвело — жаркое лето уверенно шагало по стране.

Но в военной части ВДВ, дислоцирующейся в Нижнем Поволжье, жизнь всегда шла по другим правилам, нежели на гражданке. Здесь время года сменялось только по приказу министра обороны, когда переходили на зимнюю или летнюю форму одежды и нормы расхода горюче-смазочных материалов. Будь то бесснежная зима, холодное лето, преждевременная весна или запоздавшая осень, десантники не отступали от планов подготовки. Это только на гражданке можно вставить в договор пункт о «препятствиях непреодолимой силы». В армии существование такой силы просто не принимается во внимание. Изнуряющие тренировки проходили при любых погодных условиях и температурах. Такая жизнь показалась бы привыкшему к гражданскому уюту человеку несправедливой и даже издевательской. Мол, зачем совершать кросс в изнуряющую жару, когда те же пять километров можно преодолеть по прохладе. Но только так можно было воспитать в молодых бойцах крепкую волю и твердый, не поддающийся суровым реалиям военной жизни дух.

Вот и в тот день, когда красная ниточка подкрашенного спирта на градуснике уцепилась за деление с отметкой «тридцать», а солнце смолило, будто паяльная лампа, на летном поле проходили зачеты по затяжным прыжкам с парашютом. Сегод — няшние испытания были особенными — нормативы сдавали не курсанты, а матерые офицеры спецназа ВДВ.

Почему офицеры? Они ведь и так уже все сдали во время учебы и умеют больше своих бойцов. Они элита и гордость вооруженных сил. Все имеют за плечами не менее сотни прыжков с парашютом, десятки боевых операций… Ответ банально прост — это не только проверка на сохранение навыков, но и традиция. А, как известно, в ВДВ традиции почитают и уважают больше, чем в других видах вооруженных сил.

Экзамены среди командного состава проводились регулярно. Десантники всегда подходили к ним с должной серьезностью и подготовкой, как и полагается настоящему российскому офицеру. Никто из командиров не хотел ударить в грязь лицом перед боевыми товарищами, а тем более перед курсантами. К тому же, если кто-то не сдавал норматив, то получал «неполное служебное…», а это автоматически означало конец карьеры. Поэтому атмосфера на земле, а особенно в небе, где каждый час раскрывались купола парашютов, была очень напряженной — каждый отстаивал право носить офицерские погоны и берет небесного цвета, а вместе с ними и свое право на будущее в элитных частях.

Деревянная трибуна, тянувшаяся вдоль кромки летного поля, походила скорее на трибуну футбольных фанатов. Сотни «голубых беретов» собрались на ней. Некоторые десантники вскакивали с мест, задирали головы и отдавали честь своим командирам, находившимся сейчас высоко в небе. Так они выражали свое уважение к ним.

Слева от трибуны, укрывшись в тени деревьев, на помосте расположились офицеры: бесстрастные лица, уверенные взгляды. Это были экзаменаторы, принимавшие нормативы по прыжкам с парашютом. Все, что происходило на земле, их мало волновало. Все внимание было приковано к небу, где один за другим открывались купола парашютов. Они сверялись со списками, делали пометки в блокнотах, присматривались то к одному, то к другому парашютисту, перешептывались. Сейчас судьба многих офицеров находилась в их руках.

«Ил-76», показавшийся из-за леса, описал круг над летным полем, зашел на посадку. Вскоре опустилась аппарель, чтобы забрать новую партию офицеров-десантников. Высокий мужчина с погонами майора протер рукавом рубашки запыленные линзы бинокля и закурил сигарету. Свой экзамен он сдал одним из первых — еще вчера, а теперь наблюдал за другими офицерами. Прыжки совершали не только его товарищи, но и офицеры других частей ВДВ.

Изучающий взгляд майора цепко, как объектив автоматической видеокамеры, зафиксировал в воздухе громадную тушу самолета, выплевывающего из своего металлического чрева офицеров-десантников. Они сыпались, будто косточки из переспелого арбуза. Это была предпоследняя группа, сдававшая затяжные прыжки.

Маленькие точки парашютистов возникали в небе одна за одной, как звезды в вечернем небе. Майор Лавров напряженно вглядывался в них, будто пытался рассмотреть с земли лицо каждого из офицеров. Он поправил на груди значок с изображением парашюта и цифрой «500». Такой значок выдавали лишь тем, кто прыгнул с парашютом более пятисот раз. Майор гордился им не меньше, чем боевыми наградами.

— Товарищ майор, разрешите обратиться! — раздался охрипший голос сержанта. — Если вы не сильно заняты, — это прозвучало уже не так официально.

Лавров криво усмехнулся и, не отводя бинокля от глаз, произнес:

— Ты бы ко мне еще строевым шагом подошел. Не на плацу. Свое и мое время попусту тратишь.

— Виноват, товарищ майор… — немного растерявшись, ответил сержант.

— Ну, вот опять, — Лавров сбил ногтем указательного пальца пепел на выгоревшую от солнца траву. — Обращайся!

Сержант облизнул пересохшие от палящей жары губы, обошел майора со спины, приблизившись к нему почти вплотную. Он попал в часть из учебки и знал этого высокого майора совсем недавно, но даже за короткое время успел увидеть в нем не грубого вояку, которых в учебной части было достаточно, а настоящего офицера ВДВ, сделавшего из службы смысл жизни. Все курсанты в части относились к комбату как к родному отцу и называли за глаза Батяней. Так и приклеилось к майору Лаврову это по-настоящему уважительное прозвище.

— Товарищ майор, — продолжал соблюдать субординацию сержант, — вы обещали провести внеплановые занятия по рукопашному бою. Ребята ждут.

Лавров, не отрывая взгляда от парашютистов, стремительно приближающихся к земле, незамедлительно ответил:

— Не волнуйся, сержант, сегодня на занятиях меня заменит старший лейтенант Барханов, он профессионал в своем деле.

— Товарищ…

— Сержант, — перебил майор, — кажется, ты что-то забыл.