Геракл без галстука - Дмитрий Смирнов Страница 9

Все это Геракл узнал с опозданием в несколько лет от встреченных им глашатаев Эргина, направляющихся в Фивы за очередной данью.

— Скажи еще спасибо, что всем вашим уши не поотрезали, — говорил ему самый главный глашатай с большим рогом на шее.

— Спасибо! — отвечал Геракл, которому совсем не улыбалась перспектива жить в городе, где у всех отрезаны уши.

— А то могли еще им и носы поотрубать! — добавлял рогоносец.

— Могли, — соглашался Геракл.

— А если что не так, так вообще придем и руки всем поотрываем! — не унимался орхоменец.

Тут он, пожалуй, несколько перегнул палку. Запуганный герой не выдержал и заехал нахалу кулаком в глаз. Надо отдать Гераклу должное: начав какое-то дело, он никогда не останавливался на полдороге. Глашатаи после неоднократно пожалели о своем хвастовстве. Разъяренный герой проделал над неуемными агрессорами все те операции, которые они сами же ему и разрекламировали. В Орхомен они вернулись с висящими на шее в виде ожерелья собственными ушами, носами и руками, что, несомненно, являлось зверством, но такое уж тогда было время, и не нам его осуждать.

Эргин. как царь оскорбленного города, потребовал выдать наглеца, посмевшего покуситься на его посланников. Царь Фив Креонт противиться не рискнул и вызвал к себе Геракла. Он долго рассказывал герою о сложном междугородном положении, о том, что орхоменцы разорят город, если не выполнить их требование, о необходимости самопожертвования и многом другом.

— Благородный муж обязан душу положить за други своя, понимаешь ты это? — спрашивал Креонт с пафосом.

Геракл согласен был положить душу за друзей, и даже не одну, но не свою. Он собрал жителей Фив на центральной площади города, где обычно проходили советы горожан и которая, по традиции, носила название Советская, и выступил с речью. В немногих, но сильных выражениях Геракл призвал фиванцев бить топчущих их землю оккупантов. Он воздел над головой свою «неотесанную дубину из дикой оливы», назвав ее «дубиной народного гнева, которая поднимется и будет гвоздить по головам проклятых захватчиков».

Мощный, в львиной шкуре на плечах, он был невероятно эффектен, и ему удалось зажечь своим глаголом сердца многих сограждан, но возникла одна маленькая загвоздка: по договору с Эргином Фивам было запрещено производить наступательное оружие. А поскольку в те времена что наступательное, что оборонительное — все сводилось к копьям и мечам, то воевать Фивам было нечем. Обмозговав ситуацию, Геракл велел собрать оружие из всех храмов Афины, куда его приносили в виде жертв богине войны.

Шаг этот был намного рискованней всех предыдущих поступков героя. Потому что, как повернется дело в войне пусть даже с превосходящим в живой силе и технике противником, еще неизвестно. Чего на войне не бывает. А вот боги шутить точно не будут: за разграбление храмов Афина могла навешать и Гераклу, и его кунакам по самое первое число по еще не вошедшему в те времена в обиход григорианскому календарю.

Что, собственно, Афина и собралась уже, было сделать, но вовремя осознала, что пустить в расход Геракла с его сподвижниками, конечно, можно, дело привычное, но профиту от такого поступка не будет никакого. Вынесенные из храма доспехи все равно отойдут орхоменцам, а Афина останется ни с чем. И единственный способ поскорее получить свое добро назад, это помочь Гераклу разбить врага. Может, еще и с трофеев чего-нибудь перепадет.

Ситуацию испортил местный оракул, заявивший, что раз уж Фивам так нужна победа, то за ценой стоять нечего. И потребовал, чтобы кто-то из благородных горожан принес себя в жертву богам в залог грядущих успехов. Тогда все будет тип-топ, ему, провидцу со стажем, такое видение было.

Сначала возмущенные горожане хотели сжечь на костре самого оракула как адепта черной магии и последователя Сатаны. Но вспомнили, что нет пока еще в цивилизованном мире такой практики: жечь колдунов на кострах, да и до изобретения Сатаны в чистом виде еще, по меньшей мере, тысяча лет. И что, самое главное, проблемы этим уже не решить. Раз сказано оракулом: «Нужна жертва!» — значит, нужна. Деваться некуда.

Подонку оракулу просто съездили по физиономии за распространение антинародных настроений и принялись искать согласного пострадать за народ. Дураков, само собой, не было. Геракл предложил выдать ему любого, а уж жертву он из него сделает. Но дело усложняло условие, по которому пострадавший должен был происходить из благородного рода. А подобных столбовых дворян и в природе-то еще водилось совсем немного, а уж в отдельно взятом городе — просто на пальцах сосчитать.

В конце концов, решили тянуть жребий, и черная метка досталась некоему мужчине по имени Антипен, который, естественно, напрочь отказался участвовать в задуманном шоу.

— Я никак сегодня не могу, — говорил он, пятясь к дверям. — Мне завтра с утра в Афины по делам ехать, люди ждут, не могу подвести. Да и вообще умирать как-то сейчас некстати. У меня хозяйство, сезонный абонемент на бейсбол.

В заключение Антипен заявил, что вместо него с удовольствием умрут его дочери Андроклея и Алкида, им все равно сегодня делать больше нечего. Поскольку в те времена к воспитанию подрастающего поколения относились серьезней, чем сейчас, то оспаривать отцовское слово никто не смел. И обеих девушек, не затягивая процедуру излишними разговорами, быстренько принесли в жертву.

Пока в Фивах теряли время, отыскивая крайнего, в Орхомене войска уже закончили последние приготовления к войне и выступили в поход. И упустившему стратегическую инициативу Гераклу с его немногочисленным воинством не оставалось ничего иного, как вести партизанскую войну. Благо горы Греции просто придуманы для подобной методики.

Сначала герой атаковал врага, устроив засаду в ущелье, где перебил чуть ли не всех военачальников противника во главе с самим Эргином. Тактика боя была максимально проста: как только между скалами показывался неприятель, Геракл кидал в его сторону большой камень и ждал, когда подойдет следующая порция супостатов. По мотивам этой битвы потом была создана игра под названием боулинг.

Следующей военной акцией Фив стало ночное нападение на лагерь врага. Под руководством Геракла фиванцы угнали у врага коней и устроили в лагере погром. Не обошлось и без накладок: в темноте и суматохе папу Геракла Амфитриона приняли за чужака. Что конкретно ему сделали, нигде не упоминается: возможно, просто не признали впотьмах, может, ударили чем. Достоверно известно, что он подобной черствости не перенес и умер.

Осерчав за гибель родителя, Геракл плюнул на всякие тактические схемы и правила ведения боя и со словами: «Я вам покажу — эрсте колонне марширт!» — попросту выломал на рассвете городские ворота Орхомена, что и стало финальной точкой в войне. Фиванцы слаженно заняли мосты, банки, вокзалы, почту, телеграф и дворец, после чего Орхомен капитулировал.

По заключенному мирному договору разбитый агрессор был принужден платить победителям двойную дань против той, что до сих пор взимал прежде сам. Геракл был провозглашен почетным гражданином Фив и удостоился персональной статуи на Советской площади, как раз на том месте, где некогда рассказывал горожанам про дубины. С этого момента мировая практика воздавания почестей обогатилась традицией ставить бюст на родине отличившегося героя.