Собрание сочинений в пяти томах. Том 3 - О. Генри Страница 63

После того как Денвер завершил свой обычный обход, он повел меня в свой кабинет.

— Ну, что скажешь по поводу этого заморыша, понаблюдать за которым я тебя попросил?

— Ну, — начал я, — он принимает тебя за великого человека, у которого девять комнат вместе с ванной в Чертоге Славы, освобождение от уплаты ренты до первого октября. Вот, примерно, каков твой масштаб в его глазах.

— Да, ты верно ухватил мою идею, — сказал Денвер. — Он увидел во мне кудесника, проникся моим мистическим взглядом. Очарование, которое излучает ваш покорный слуга, обволакивает его, словно туман с Норт-ривер. Кажется, он понял, что сеньор Гэлловей — это тот человек, который ему нужен. А теперь, Салли, — продолжал Денвер, — если я спрошу тебя, как ты думаешь, кто этот маленький человечек, что ты мне скажешь?

— Ну, предположим, парикмахер, а если он королевских кровей, то — король сапожной ваксы.

— Никогда не суди по внешнему виду, — сказал Денвер. — Он — «темная лошадка» на президентских выборах в одной из южноамериканских республик.

— Тогда, — сказал я, — он не так плохо выглядит в моих глазах.

Денвер, пододвинув ко мне поближе свой стул, поделился своим замыслом.

— Салли, — серьезно начал он с присущим ему легкомыслием, — я был менеджером и того, и другого, и третьего более двадцати лет. Я всегда стремился заставить кого-нибудь вложить свои деньги в бизнес, а я буду следить за ремонтом, за налогами, приглядывать за полицией. Я в жизни никогда не вложил ни одного своего доллара. Я не знаю, что такое зуд дилера, когда держу в руке собственную монету. Но я могу заниматься делами других, управлять чужими предприятиями. У меня всегда была тщеславная мечта: заполучить в руки нечто большее, чем отель, или лесной склад, или местная политика Я всегда хотел стать менеджером чего-то гораздо более высокого — скажем, железной дороги, треста драгоценных камней или автомобильной фабрики. И вот теперь появляется этот сморчок из тропиков и предлагает мне такую работу, предлагает то, что я хотел…

— Какую же работу? — спросил я. — Может, он собирается возродить менестрелей в штате Джорджия или открыть сигарную лавку?

— Не такой дурак, — сурово оборвал меня Денвер. — Это генерал Ромпиро, генерал Йосия Альфонсо Саполио Юда-Анна Ромпиро — полностью его имя, которое набирает на визитках опытный мастер. Этот человек, Салли, то, что нужно. Он хочет, чтобы я управлял его компанией, он хочет, чтобы Денвер К. Гэлловей стал президент-мейкером! Ты только подумай об этом, Салли! Старина Денвер отправляется в тропики, где одной рукой будет срывать цветы лотоса и собирать ананасы, а другой — лепить президентов!

Дядя Марк Ханна сошел бы от такого с ума! И знаешь, Салли, я хочу, чтобы со мной туда поехал и ты. Ты мне там поможешь куда больше, чем любой другой. Я пас этого коричневого, как орех малого, в отеле целый месяц, чтобы он, не дай боже, не заблудился на Четырнадцатой улице и чтобы его не связала толпа беженцев, этих любителей толченой кукурузы с мясом и жгучим красным перцем. И вот он у меня в руках, а Денвер К. Гэлловей становится менеджером генерала Й. А. С. Ю. А. Ромпиро, менеджером президентской кампании в великой республике, как, черт подери, она называется?

Денвер взял с полки атлас, и мы вместе стали искать эту несчастную страну.

— Вот она, помечена темно-синей краской на Западном побережье, размером с почтовую марку для особых отправлений.

— Из того, что говорил мне генерал, — продолжал Денвер, — и судя по тому, что мне удалось раскопать в энциклопедиях и выявить в беседе с швейцаром Асторской библиотеки, то будет нетрудно осуществить голосование в этой стране…

— А почему генерал Ромпиро сам не остался дома, — поинтересовался я, — почему он сам не стал менеджером своего предприятия?

— Ты, Салли, к сожалению, не знаешь, что такое латиноамериканская политика, — сказал Денвер, доставая для нас по сигаре. — Генерал Ромпиро имел несчастье стать популярным идолом. Он отличился тем, что со своей армией удачно преследовал двух матросов, которые украли аллазу — ах, каррамба! — или что-то такое, что принадлежало правительству. Народ назвал его своим героем, но это вызвало ревность со стороны правительства. Президент послал за главой департамента общественных зданий: «Ну-ка найди мне хорошую, чистую, приятную стену, — приказал он ему, — и поставь к ней сеньора Ромпиро! Потом вызовем расстрельный взвод!» Мы таким же образом поступили с Гобсоном и Кэрри Нейшн в своей стране, — уточнил Денвер. — Поэтому генералу пришлось бежать. Но он был настолько предусмотрительным, что захватил с собой свои золотые кругляшки. У него теперь столько этих мускулов войны, что он может запросто купить линкор и отправить его в боевое крещение.

— Ну и каковы его шансы стать президентом?

— Разве я еще не назвал тебе его рейтинг? — спросил Денвер. — Его страна — одна из немногих в Южной Америке, где президенты избираются всеобщим голосованием. Генерал в данное время не может туда отправиться. Все же больно, когда тебя расстреливают у стены. Ему нужен менеджер кампании, который туда поедет и все приготовит для него на месте: ну, выстроит всех в линейку, станет раздавать направо-налево двухдолларовые купюры, целовать, как полагается, младенцев и детишек постарше, в общем, приводить всю избирательную машину в должный порядок.

Салли, я не хочу хвастаться, но разве ты не помнишь, как я в последнюю минуту сделал лидером Гуглина в девятнадцатом округе? Ведущий район стал в результате нашим. Неужели ты думаешь, что я не сумею справиться с этой маленькой, похожей на обезьянью клетку страной? С деньгами генерала, с которыми он так легко расстается, я мог бы дважды намазать его всего дорогостоящим японским лаком, выдать за белого и сделать губернатором штата Джорджия. У Нью-Йорка — самый лучший менеджер избирательных кампаний в мире, Салли, и, как мне кажется, ты принижаешь мой престиж, когда подвергаешь сомнению мою способность взять в руки политическую ситуацию в такой маленькой стране, что все ее названия городов приходится печатать либо в сносках, либо в приложении к картам.

Я немного поспорил с Денвером. Пытался убедить его в том, что политика в этом тропическом полушарии совсем не такая, как в девятнадцатом округе, и я с таким же правом мог бы назвать себя конгрессменом от Северной Дакоты, пытающимся завладеть маяком и инспекцией океанского побережья. Но у Денвера Гэлловея были свои высокие амбиции в области менеджмента, и то, что я говорил ему, его нисколько не убеждало, все мои слова были для него фиговым листочком на Национальном Конгрессе Портных.

— Даю тебе три дня на размышления по поводу твоей поездки, — сказал напоследок Денвер. — Завтра я представлю тебя генералу Ромпиро, так что ты сможешь получить все объяснения из первоисточника.

На следующий день я надел свой лучший костюм для приемов на манер вашингтонских бухгалтеров и отправился к этому каучуконосу, чтобы сразу же сразить его.

Генерал Ромпиро оказался не столь мрачным изнутри, каким казался снаружи. Он был со мной довольно вежлив, но извлекал из себя звуки, требовавшие немалых усилий для их расшифровки и приведения в подобие человеческого языка. Он, вероятно, нацеливался на английский, и когда его своеобразная синтаксическая система наконец достигала вашего сознания, то разобрать в этом кое-что все же было можно. Если взять эссе, написанное профессором колледжа для журнала, и те выражения, которые использует китаец, стирающий в прачечной белье, для объяснения, куда пропала ваша рубашка, и все это соединить вместе, то вы получите приблизительно то, что генерал приберег для беседы. Он долго рассказывал мне о кровоточащей своей родине, о том, сколько они пытались для нее сделать до прихода доктора. Но больше всего он говорил о Денвере К. Гэлловее.