Иван-царевич и С. Волк. Похищение Елены - Светлана Багдерина Страница 60

«Зевал и ловил мух, пока какой-нибудь высушенный, как пергамент, на которых эта история записана, писец скучным голосом зачитывал ему эти байки вслух. Или просто не мог уснуть после обеда, и приказал почитать ему что-нибудь такое-этакое… Для пищеварения», — мысленно расшифровал для себя снова начинавший потихоньку засыпать Волк.

А старичок вдохновенно продолжал:

— …Он понял, что это была не сказка! И тогда замечательнейшая идея пришла его величеству в его наипросвещеннейшую голову. «Надо начинать возрождать былое величие семьи с древних традиций», — решил он, и приказал своим портным сшить точно такой же наряд, какой, по преданию, носил сам Гарун аль-Марун, когда тайно выходил в город, чтобы, как и его великий предок, выходить по ночам за стены дворца и узнать, как живет его народ. Через неделю все было пошито придворными портными и сапожниками в лучшем виде — говорят, на тюбетейку не позарился бы даже самый отчаянный старьевщик, а сапоги не взял бы в руки и настоящий нищий, не говоря уже о самой важной детали — плаще…

Серый, небрежно прикрываясь рукой, зевнул во весь рот и подумал: «Я бы на месте портных просто взял то, что выбросили бы старьевщик с нищим, и дурью не маялся… И вообще, что-то дедок разговорился под утро-то… Может, и спать бы уже пора как-нибудь?.. Ленка, поди, уже часа три как дрыхнет… И Иванко, вон, притих… Намучался…»

— … а на отделку подкладки пошли самые отборные самоцветы!.. Все было сделано точно, как рассказывалось в летописи. Все предвещало успех. И вот, однажды ночью, несмотря на уговоры озабоченных визиря и советников, калиф отважно вышел на улицы Шатт-аль-Шейха.

Абдухасан Абурахман сделал театральную паузу и отхлебнул из одного из своих пузырьков.

— И что? — то ли охнул, то ли зевнул отрок Сергий.

— И его той же ночью ограбили и едва оставили в живых, — с удовлетворением проглотив мутную жидкость с сивушным запахом, покачал головой тот. — Мудрый великий визирь сейчас же провозгласил это ни чем иным, как государственной изменой! Вся городская стража, все осведомители были подняты на ноги!.. У-у!.. Были тут дела!.. Немало крови утекло и голов укатилось в тот месяц, но нападавших так и не нашли.

— Но калиф не сдался, — предположил заинтригованный Волк.

— Нет! О, нет! Едва оправившись от того злоключения, он заявил, что такая мелочь не испугала бы великого Гаруна аль-Маруна на праведном пути ко всеобщему благоденствию, приказал пошить второй костюм дервиша, и снова стал выходить по ночам на улицы!

— Мало побили, — резюмировал Серый с видом человека, твердо знающего, для чего существуют ночи.

Абдухасан Абурахман зыркнул на него из-под кустистых седых бровей, но ничего не сказав, осуждающе вздохнул и продолжил:

— Но урок пошел впрок. И теперь наш добрый калиф тайно выходит в город не один — за ним в отдалении — метрах в трех — следует отряд бдительных стражников. И по строжайшему приказу великого визиря Фаттаха аль-Манаха они хватают всех и каждого, и не только тех, к кому подойдет его величество, но и того, кто всего лишь поимеет неосторожность повнимательнее взглянуть на него!

— И что они с ними делают?

Лекарь приложил палец к губам, испуганно оглянулся по темным углам комнаты и сказал:

— Тс-с-с!.. Никто этого не знает… Они просто исчезают и больше не появляются. Великий визирь говорит, что они все — государственные преступники, замышляющие новое покушение на драгоценную жизнь нашего беззаветно-самоотверженного монарха!.. Значит, наверное, так оно и есть… Не нам, простым смертным, обсуждать правильность решений самого великого визиря.

В немытой взлохмаченной голове Волка, в мозгу, засыпающем от усталости и не спадающей даже ночью жары, зашевелилась-заворочалась, раздирая толстые покровы сна и стараясь привлечь внимание, какая-то идея.

Серый сосредоточенно нахмурился, поджал губы и помял левой рукой подбородок. Потом приподнял брови и, склонив голову набок, медленно потер шею — признак того, что глас вопиющего был услышан, принят к рассмотрению и одобрен.

— И что, часто он выходит благодетельствовать в народ, этот ваш заботливый правитель? — задумчиво поинтересовался он.

— Практически каждую ночь, — шепотом отозвался Абдухасан Абурахман, на всякий случай попытавшись заглянуть под дверь.. — Поэтому я и попросил комнату в караван-сарае на эти несколько оставшихся ночных часов. Я-то знаю, что я не государственный изменник, но великому визирю, да будет его мудрость всегда глубока и неисчерпаема, как прохладный колодец в зеленом оазисе, это доказать невозможно!.. Особенно, без головы…

* * *

Предотвратив по недоразумению четыре ограбления, две кражи и одно самоубийство, Серый уже начинал серьезно сомневаться в гениальности своей идеи (Еленины ядовитые замечания облегчения тоже не приносили), как в переулке напротив он заметил подозрительно-неестественную сцену.

Точь-в-точь такой он себе ее и представлял.

Упитанный нищий, в бесформенной тюбетейке и рваном плаще «от кутюр», загадочно улыбаясь, пытался ласково взять за руку долговязого водоноса.

На перекошенном лице бедолаги с застывшей гримасой почтительного ужаса было написано желание вырваться и убежать, но что-то удерживало его.

Может, предательски отказавший опорно-двигательный аппарат.

Может, стальная хватка дервиша, не полагающегося на случай.

А, может, пики, сабли и арбалеты, направленные на него невозмутимыми людьми в штатском с ясно просматривающимися кирасами под бурнусами, окружившими их с показным безразличием кошки, дежурящей у мышиной норки.

— Это он! — восторженно прошипел Серый на ухо напрягшейся вдруг стеллийке. — Чтоб я сдох, он!.. Не уйдешь теперь, паразит!.. Вперед, пока он не улизнул!

— Но я представляла его себе более… стройным, что ли?.. — осторожно проговорила Елена.

— Посадишь его на диету!

— И повыше?..

— Купишь сапоги на платформе! — яростно прошипел Волк и потащил заробевшую вдруг Елену за угол.

Проскользнуть в непроницаемой тени дувалов, не обратив на себя внимания калифа, стражи и их добычи, не представило никакого труда.

Отойдя метров на сорок от перекрестка, где Ахмет Гийядин вдумчиво расспрашивал о жизни перепуганного вусмерть водоноса, они остановились, глубоко вдохнули, переглянулись, и тщательно срежиссированная отроком Сергием пьеса началась.

— Стойте, несчастные! — отвратительно скрипуче-визгливым голосом заорал Волк, звучно ударяя мечом о меч. — Жизнь или кошелек!

Елена затопала, изображая быстро удаляющиеся шаги убегающего человека, и испуганно закричала:

— Остановись!.. Вернись!.. Куда ты?!..

— Ха-ха!.. Он бросил тебя!.. — злорадно завыл Серый и ударил несколько раз кулаком в ладонь.

— Не бейте меня! Пощадите!..