Мой дядюшка Освальд - Роальд Даль Страница 6

Я объявил мадам Б., что на этот раз буду жить у нее довольно долго, но у меня есть просьба. Я сказал ей, что я студент-естественник; она сказала, что знает. Так вот, продолжил я, мне хочется за время пребывания во Франции не только подучить язык, но и продолжить свои научные исследования. Мне нужно будет проводить в своей комнате опыты с приборами и реактивами, представляющие для неопытных людей определенную опасность. Ввиду этого я хотел бы иметь ключ от своей комнаты, и никто не должен туда заходить.

— Вы нас взорвете! — воскликнула она, всплеснув руками.

— Не бойтесь, мадам, — возразил я, — я просто принимаю обычные меры предосторожности. Наши профессора учат нас так всегда делать.

— Но кто же будет прибирать в вашей комнате и стелить постель?

— Я сам, — сказал я. — Это спасет вас от множества хлопот.

Она долго ворчала и бурчала, но в конце концов сдалась.

В этот вечер на ужин у нас были свиные ножки в белом соусе — еще одно отвратительное блюдо. Мсье Б. уплетал их со всегдашними хлюпающими звуками и восклицаниями восторга; под конец все его лицо было измазано липким белым соусом. Я извинился и встал из-за стола как раз в тот момент, когда он собирался переправить свои вставные челюсти в полоскательницу. Я поднялся к себе наверх и запер дверь.

И только тут, впервые за десять дней, я развязал свой коричневый сверток. Благодарение Господу, порошок был надежно упакован в две жестянки из-под печенья. Я открыл одну из жестянок. Порошок оказался светло-серым и мелким, как мука. Вот тут, передо мной, сказал я себе, вероятно, лежит драгоценнейший клад, какой только может найти человек. Я сказал «вероятно» потому, что ничего еще не было доказано. Я мог только полагаться на слова майора, что это зелье действует, и на слова носильщика, что оно настоящее.

До самой полуночи я лежал на кровати и читал книгу. Затем разделся, натянул пижаму, взял булавку головкой вверх и слегка присыпал ее сверху порошком. На булавочной головке задержалась крошечная кучка мельчайших зерен. Очень осторожно, чтобы не просыпать, я поднес булавку ко рту и слизнул порошок. У него не было никакого вкуса. Я засек время по часам, сел на краю кровати и начал ждать.

Результаты последовали довольно быстро. Точно через девять минут мое тело стало жестким и непослушным, я начал задыхаться и издавать булькающие звуки. Я окаменел на месте ровно так же, как майор Граут окаменел на своей веранде со стаканом виски в руке. Но так как я принял гораздо меньшую дозу, мой паралич продлился всего лишь несколько секунд, а затем, в полном согласии с описанием майора, я ощутил жжение в паху. За следующую минуту — и снова майор описал это лучше меня — мой орган распрямился и напрягся, как грот-мачта шхуны.

Ну а теперь последняя проверка. Я встал, отворил дверь и бесшумно проскользнул по коридору. Я вошел в спальню мадемуазель Николь. У нее, конечно же, горела свеча, она лежала в постели и ждала меня.

— Бонжур, мсье, — прошептала она, снова приветствуя меня ритуальным рукопожатием. — Вы хотите получить второй урок?

Я ничего не ответил. Уже в тот момент, когда лег рядом с ней, я начал ускользать в очередную из странных фантазий, охватывающих меня, когда я нахожусь рядом с женщиной. На этот раз я был в Средневековье, и Англией правил король Ричард Львиное Сердце. Я был лучшим копейщиком страны, благородным рыцарем, готовым вновь продемонстрировать свою силу и ловкость перед королем и его двором на поле Золотой Парчи. Мне противостояла гигантская и устрашающая француженка, убившая на турнирах семьдесят восемь отважных англичан. Но мой скакун ничего не боялся, мое копье имело сокрушительную длину и толщину, было острым, упругим, сделанным из крепчайшей стали. Король подбадривал меня криками:

— Браво, сэр Освальд, рыцарь с могучим копьем! Никто, кроме него, не может совладать с таким огромным оружием! Пробей ее насквозь, мой мальчик, пробей ее насквозь!

И я помчался в бой, метко направив свое огромное копье в самое уязвимое место француженки. И я бил ее мощными уверенными ударами и трижды пробивал ее латы, заставляя ее громко взывать о милосердии. Но сейчас мне не хотелось быть милосердным. Подбадриваемый криками короля и его придворных, я десять тысяч раз забил свое стальное копье в это извивающееся тело, и я слышал со всех сторон крики:

— Втыкай, сэр Освальд, втыкай и продолжай втыкать!

Голос короля тут же сказал:

— Клянусь всеми святыми, этот отважный рыцарь в щепки разобьет свое копье, если не остановится.

Но мое копье не разбилось, и в славном финале я вздел гигантскую француженку на острый конец своего верного оружия и проскакал вокруг ристалища, размахивая ее телом над головой под всеобщие крики «Браво!», «Гадзукс!» [3]и «Виктор лудорум!» [4]

Все это, как вы понимаете, заняло некоторое время. Какое именно, не знаю, но когда я в конце концов пришел в сознание, то соскочил с кровати и торжествующе встал рядом с ней, глядя сверху вниз на свою распростертую жертву. Девушка судорожно дышала, как загнанный олень, и я даже подумал, не причинил ли ей какого-нибудь вреда. Не то чтобы это слишком меня волновало.

— Ну что, мадемуазель, — спросил я, — я все еще в детском садике?

— О нет! — воскликнула она, заламывая свои длинные руки. — Нет, мсье! Нет, нет и нет! Вы яростны, и вы великолепны, и я чувствую себя так, словно мой котел взорвался от перегрева.

Услышать это было очень приятно; я ушел, не сказав больше ни слова, и проскользнул по коридору в свою комнату. Какой триумф! Порошок обладал фантастическими свойствами! Майор был совершенно прав! И хартумский носильщик действительно меня не подвел! Я был на пути к своему кладу, и ничто не могло меня остановить. С этими приятными мыслями я и уснул.