Время Оно - Михаил Успенский Страница 52

Тяжко и глухо шумел обломный дождь.

Иван Бунин

Демон Костяные Уши сидел, нахохлившись, на плетне, и осенний дождь скатывался по его блестящим черным перьям. Кузнец Окул Вязовый Лоб стоял рядом, укрываясь от дождя дерюгой, и объяснял Демону, что добавлять в сталь лягушечью икру не имеет никакого смысла.

— Идут, — сказал Демон. — Я знал.

— Ну уж прямо все ты знал, — сказал кузнец. Алого шелка королевский плащ Яр-Тура был виден издалека. Высокую шапку Бедного Монаха венчал золотой шарик за особые заслуги. Сочиняй-багатур был одет богаче всех, но дорогие меха от дождя намокли, и получалось, что беднее всех. В поводу степняк вел пару тяжело нагруженных вавилонских коней.

Четвертым шел детина в черной кольчуге, неся в охапке какой-то сверток. Детина был рыжий и бородатый.

— Хо, сэр Демон! — издалека крикнул Яр-Тур. — Приветствую вас! Надеюсь, вы принесли нам добрую весть?

— Здорово, пернатый! — воскликнул и детина, подойдя ближе. — Здорово, Окул! Как вы тут без меня?

— А откуда ты меня знаешь, мил человек? — спросил кузнец.

— Скоро и ты меня узнаешь, — сказал детина. — Недолго мне в безвестности пребывать. Ну что, Уши Костяные, все вестником подрабатываешь?

— Нет, — сказал Демон. — Тебя жду, Друга твоего жду. Тебя только люди забыли. Я помню. Ты Жихарь.

— Надо же! — изумился Жихарь. — Этак ты у нас скоро совсем человеком станешь!

— Не хочу человеком, — сказал Демон. — Люди злы и неблагодарны.

— Нет, сэр Демон, мы добро помним, — сказал Яр-Тур. — В Камелоте вы всегда желанный гость. Даже Джиневра уже не боится вас.

— Вы тоже не люди, — сказал Демон. — Вы герои. Это другое.

Лю Седьмой, беспрестанно вращая над головой свой дырявый зонтик, внимательно рассматривал Демона.

— Не совпадает, — сказал он. — Ничего не совпадает. Где хвост в виде человеческой руки? Где оленьи рога? Это какой-то неправильный Демон.

— Да я уж и сам чувствую, что неправильный, — сказал Демон. — Глядеть на вас гляжу, а презирать не презираю. Старость.

— Правильный, правильный, — сказал Жихарь. — Лучше не бывает. Окул, а где же ваш славный герой Невзор пустоглазый? Ты бы его позвал, мне чести нет к нему идти…

— Его теперь не дозваться, — сказал кузнец. — Как и всех прочих на погосте…

Жихарь похолодел.

— Что же с ним случилось?

— А что со всеми бывает. Спился и помер под забором, даром что кабатчик…

— Так он же герой…

— Понимаешь, мил человек, — сказал кузнец, — у нас в Столенграде нынче какое-то помрачение умов. Сперва всем казалось, что герой Невзор, а нынче кажется, что герой Бабура… Книжка, говорят, про него написана… И княжна в смятении… А Невзор твой все свое немалое добро пропил, к Бабуре в долги залез. Иные говорят, что он руки на себя наложил: не то удавился, не то повесился.

— Бабура, Бабура, — вдруг заговорил король. — Ньюзор — Бабура, Бабура — Ньюзор… Ничего не понимаю.

— Все понятно, — сказал Жихарь. — Невзор чужой славы не сдюжил нести, расписку мою Бабуре перезаложил… Ах, не успел я с ним за старика Беломора посчитаться! Ах, не успел!

— Беломор здесь, — сказал кузнец. — Княжна наша стала чахнуть, вот его и позвали. Страшатся его все, кроме меня…

— Сэр Окул! — сказал король. — Как вы посмотрите на то, чтобы перебраться к нам в Логрию? У нас нужда в добрых кузнецах!

— Ты мне мастеров не переманивай, — сказал Жихарь. — Где же Бабура? Или тоже запил?

— Пока не запил, но помалу прикладывается, — сказал Окул. — В кабаке он, где ему еще быть?

— Сходи и позови, — сказал Жихарь. — Передай, что побратимы его приехали навестить. Упрется — волоком волоки!

— Героя-то? Да кто ж мне позволит?

— У него охрана там, что ли?

— Да какая охрана! Вся дружина давно разбежалась. Княжна занемогла. Люди со дня на день ждут кривлян. Я уж землянку в лесу выкопал… Ладно, пойду скажу Бабуре…

Он удалился в сторону кабака.

Жихарь спросил Демона:

— Дети-то как, все еще огорчают? Ты их ремешком, ремешком…

— Дети играют в Жихарев поход, — сказал Демон.

— Смотри ты…

Тем временем явился и румяный Бабура. Румянца, правда, у него поубавилось. Был он одет в Жихаревы доспехи, сбоку болтался меч.

— Что-то знакомое лицо, — сказал Яр-Тур. — Вроде бы где-то видел… Но кто же в таком случае сэр Ньюзор?

Но Бабура оказался поумней Невзора, и чужая слава не вскружила ему голову.

— Не мог ты там шею свернуть, — проворчал он. — Что теперь делать будем? Воротишь ли должок с лихвой или по-своему, по-разбойничьи поступишь?

— Выкуплю честь по чести, — сказал Жихарь.

— Провалилась бы твоя слава, — сказал Бабура. — От нее всем одна беда…

Жихарь развернул тряпицу. В руках у него засиял золотой крылатый бык с человеческим ликом и волнистой бородой.

— Пойдет? — спросил богатырь. Бабура принял золотого быка, согнулся под его тяжестью, прохрипел:

— Пойдет…

— Только не вздумай пустить в переплав, — предупредил Жихарь. — Пусть стоит в кабаке для красоты…

— В кабаке ему рога живо обломают вместе с крыльями, — сказал Бабура и поставил быка на землю, на желтые листья. Потом достал из-за пазухи долговую грамоту — видно, всегда носил ее при себе.

Пожелтела, поистрепалась богатырская слава… Жихарь принял грамоту, спросил по обычаю:

— Нету меж нами долгов, займов и лихвы?

— Нету меж нами долгов, займов и лихвы, — по обычаю же ответил Бабура.

Богатырь подал грамоту Демону, и тот в мгновение ока разодрал ее своими стальными когтями на мелкие кусочки.

— Жи-ихарка! — весело возопил кузнец и бросился богатырю на шею. — Как же я тебя сразу-то не узнал, мех я дырявый, крица пережженная! Вернулся! Наконец-то!