Повесть былинных лет - Валентин Леженда Страница 47

— Это? — Соломон дотронулся до маленькой черной подушечки. — Ермолка. Смягчает удар, когда меня бьют по голове. Ведь шляпа… м… м… не всегда под рукой.

— Хитро, — усмехнулся Колупаев, — а как же она у тебя с головы-то не спадает?

— А я ее приклеил смолой!

— Мужик, — снова заканючил Муромец. — Ты кто такой?

Степан грустно вздохнул.

— Идемте-идемте, негоже заставлять избирателей ждать, — неустанно подбадривал русичей Соломон.

Да и вправду, засиделись они с Ильей в корчме. Подхватив Муромца под белы рученьки, Колупаев поволок богатыря к выходу.

— А ты кто такой? — заорал Илья на самое ухо кузнецу, — Ты кто, понимать, такой? Я тебя спрашиваю?

— Заткнись! — зло прошипел кузнец и чувствительно врезал Муромцу по ребрам.

Богатырь сразу же внял.

Соломон действительно не соврал, что было по крайней мере удивительным. Народ и впрямь уже ждал героя.

— Ура-а-а-а… — взревела на редкость разношерстная толпа, в которой кого только и не было: и татары, и седорусы, и эфиопы и… да всех не перечислишь.

Много бездельников по Руси без особого смысла шаталось. Им только дай повод глотку подрать.

— Вы кто такие?!! — злобно выкрикнул Муромец, но толпа решила, что он ее приветствует, и потому взвыла пуще прежнего.

Корчма «У Анчутки» находилась рядом с городской площадью. Илью со Степаном подхватили на руки и понесли к деревянному возвышению. Муромец, как ни странно, упирался, направо и налево вырубая радостно орущих избирателей. Но на место упавших тут же приходили новые улыбающиеся рожи.

Колупаев же особо не сопротивлялся, передряга была интересная, хотя и чертовски опасная.

— Вот он наш герой! — во всю глотку кричал взобравшийся на трибуну Соломон (и когда он только успел?). — Наша легендарная знаменитость! Душа Руси Илья Муромец! Богатырь, коему нет равных ни в одной земле! Это он, да-да, ОН победитель Соловья-разбойника. Это ОН, погубивший ужасного двенадцатиголового Змея. Слава-слава Илье свет Муромцу. Ура, братья!

— Ура-а-а-а… — взвыли избиратели, забрасывая отбивающегося богатыря на помост.

Колупаева слегка уронили, но, несмотря на это, он смог подняться на помост самостоятельно.

Наверху уже собрались новгородские бояре (они же городской совет), бывший голова города (лысый, безумного вида старец) и странный полуконь-получеловек, очень нагло и высокомерно посматривавший на дико таращившегося по сторонам Илью.

Илья, судя по всему, был сейчас совершенно невменяем.

— Люд расейский! — прокричал с трибуны Соломон, и кузнец удивился, почему никому не придет в голову здравая мысль прогнать наглеца. — Россияне! Перед вами последние два кандидата. Они, только они прошли отборочный тур до самого конца и вышли в финал.

— Ура-а-а-а…

— Все прочие претенденты сняли кандидатуры с голосования. Попрошу вас опустить в избирательные урны белые аль черные камушки. Белые означают «ЗА», черные соответственно, «НЕТ». У кого из кандидатов будет в урне больше белых камушков, тот и победил. Правая урна Ильи Муромца, левая Сивого Мерина. Кандидаты, скажите пару слов честному люду, пока не все еще проголосовали.

Несколько озверелого вида ратников (в количестве десяти человек) подволокли к трибуне отбивающегося Муромца.

Толпа на площади стихла.

Муромец перестал отбиваться и осоловело поглядел на честной люд. От него ждали СЛОВА, на него надеялись.

Но, как назло, в голову богатыря не забредала ни одна дельная мысль и уж тем более дельное слово. Илья собрал разбегающиеся мыслишки.

— Вы кто такие?!! — отчаянно завопил он.

— Илья-а-а-а… — радостно взревела в ответ толпа. — Ура-а-а-а…

Муромца с трудом сняли с трибуны, к которой гордо прогарцевал Сивый Мерин.

— Братья русичи, — прокашлявшись, начал кентавр. — Мы не позволим, чтобы…

Договорить бедняга не успел, ибо в ту же секунду в него полетели огромные черные булыжники. Человекообразная конячка удивленно заржала и, сраженная камнем в лоб, свалилась вниз, на охранявших избирательные урны ратников.

— С перевесом в тысячу голосов, — заорал вездесущий Соломон, — победил русский былинный богатырь Илья Муромец!

— Илья-а-а-а!.. — проревела толпа, — Давай! — Все истово принялись скандировать:

— Слово, слово, слово…

И вот именно в этот самый момент Колупаев понял, что дело совсем плохо. Их новгородское приключение дошло до острого, смертельно опасного пика.

Словно в подтверждение самых худших опасений Степана, волшебные сапоги самовольно переступили с ноги на ногу.

Кое-как разобравшись в странной ситуации, Муромец снова с большим трудом взобрался на трибуну. В голове у него сейчас царила удивительная ясность. Вот он, момент настоящей неподдельной славы.

Его признали!

Ай да Муромец!

Чем он не мудрый политик?

Новгородский голова! Что ж, звучит неплохо. Чертовски здорово звучит.

— Давай, Илюша, не подведи! — шептал богатырю Соломон. — Народ ждет от тебя новых дерьмократических реформ…

— Ну, во-первых… — Муромец обвел мутным взглядом притихший люд. — С этого дня все корчмы города, понимашь, работают бесплатно!

— Ура-а-а-а!

— Во-вторых, узакониваю многоженство!

— Что?!! — не поверил своим ушам Колупаев. Второе «ура» получилось несколько послабее предыдущего.

— Также разрешаю мериканскому царю Жорджу, — грохнул Муромец кулаком по трибуне, — строить, понимашь, на Руси военные заставы.

Толпа тихо зароптала, трезвея на глазах. Соломон куда-то бесследно исчез. Встревоженные бояре, показывая на богатыря, крутили пальцами у висков.

Степан побледнел.

— И еще одно. — Муромец вовсю пожинал плоды своей славы. — С этого самого дня дозволяю всем без исключения русичам пить кумыс и есть козий сыр, а половцам беспрепятственно передвигаться по Руси и сливаться с населением.

— А-а-а-а… — взвыла толпа, и, разметав опешившее оцепление, честной люд начисто снес помост, обрушив его на землю.

Чудом успев уцепиться за Муромца, Колупаев вместе со свихнувшимся богатырем повалился в случившуюся рядом телегу с сеном.

Судя по доносившимся из обломков крикам, честной народ тузил вопивших от ужаса бояр.

На возу, где барахтались в сене богатыри, аки чертик из коробочки возник Пашка Расстебаев.

— Дави бобров! — залихватски закричал он и, по-разбойничьи свистнув, наклонился к Колупаеву: — Трогай, что смотришь, сейчас бить будут!