Легенды Невского проспекта - Михаил Веллер Страница 46

Через пару месяцев, осунувшись и просветлев отнапряжения, он перевязал веревочкой здоровеннейшую пачищу листов и повезлитагенту, радостно вздыхая.

Литагент вытаращил глаза на эту эпопеютолщиной с «Войну и мир» и с сомнением сказал:

— Я знаю, что русские очень трудолюбивы… что,вы еврей? ну тем более… Поработали, вижу…

Директор говорит покровительственно:

— Дорогой мой. Знали бы вы мою биографию. Кудатам Дюма.

Литагент отвечает без энтузиазма:

— Не знаю, с Дюма я не работал… ну, почитаем…

Почитал и понял, что деньги выброшены зря:нечитабельное сочиненьице получилось. Продать невозможно. О чем автора иизвещает с прискорбием.

Но автор вместо скорби проявляет присущуюрусским агрессивность. За доллар двадцать нашего директора не возьмешь, он ужерасправил крылья, как летучий змей. Он уже слегка проконсультировался урусско-еврейского юриста с Брайтона же, как вставить штатничкам перо в нежноеместо. И извещает кормильца-агента с ледяной учтивостью гангстера, чтопредставил рукопись, удовлетворяющую условиям контракта, и хотя суд он,возможно, агентовой конторе и проиграет, но реноме ей попортит на сумму многобо́льшую, чем причитающийся ему по справедливости гонорар.

Агент печально матерится и с утроеннымиусилиями пихает рукопись куда ни попадя! И — о чудо! — одно мелкое издательствоее таки берет. Издательство сочло, что это весьма оригинальное, а главное —крайне подробное и доходчивое пособие по плодовощторговому бизнесу СССР, неимеющее аналогов нигде и никогда в мире, и подобная книга может воспользоватьсянекоторым спросом у ряда советологов, бизнесменов, экономистов и тому подобное.

Действительно: книга вышла, небольшим тиражом,и даже была замечена несколькими специалистами, и в общем окупилась.

Так что все остались довольны. А особенно,конечно, директор. Как легко понять, это была его единственная книга, потомучто больше ему писать было уже нечего. Его литературная деятельность этим изавершилась.

Завершилась, но не ограничилась. Потому чтоэто — только первая часть истории.

А вторая часть происходила в родимомЛенинграде.

В Большом Доме на Литейном был соответствующийотдел, укомплектованный все больше интеллигентными филологами с университетскимобразованием, которые, как полагается нормальным филологам, ничего в жизни неумели, а умели только читать книги. Из небогатого умения этих книгочеевгосударство пыталось извлекать посильную для себя пользу. Они весь рабочий деньчитали себе вволю изданные на Западе книги наших эмигрантов, анализируя их напредмет вредоносности. За это филологам платили прекрасную зарплату офицеровКГБ, чтоб они не вопили о ненужности гуманитарной культуры в СССР и не впадалив диссидентство. А выводы их о прочитанных книгах изучали в другом отделе,который и решал, какие именно меры принять к очернителям Отечества, дабы незабывали о длинных руках голубоглазых мальчиков: автомобилем размазать постенке или ток ему из сети на электробритву закоротить. А кого и вербануть,либо же просто плюнуть: у них тоже план работы и лимиты на расходы.

Плодоовощную симфонию изучили с превеликимтщанием: и затруднились. Незаурядная книга оказалась; неординарная. Подумали вотделе, и передали ее вообще в другое Управление. И скромное сочинение торговцаудостоилось судьбы и чести, равняющих его с великими произведениями мировойлитературы: книга зажила своей собственной жизнью, независимой от воли изамысла создателя.

В один прекрасный день звонит телефон вкабинете начальника снабжения Ленплодовощторга. Его очень вежливо приглашаютзаехать на Литейный: так, знаете, просто, неофициально, побеседовать о том — осем.

Начальник скушал валидольчику, уничтожилнекоторые бумажки, и, репетируя варианты дебюта предстоящей беседы, потихонькупоехал. А там встречает его приятный молодой человек, приглашает садиться,протягивает курить, и между делом светским таким тоном осведомляется:

— Скажите пожалуйста, Иван Иванович, а вот вОдессе с Федор Федоровичем вы договаривались только об апельсинах, или обананах тоже? Или о бананах позже, уже в Москве?

Иван Иванович, калач тертый, жизнь в торговле,честными глазами смотрит и отвечает спокойно, что не знает никакого ФедораФедоровича, а в чем, собственно, дело? И какие бананы?

Молодой человек кивает сочувственно, достаетиз ящика стола толстую книгу, растопорщенную закладками, как дикобраз,раскрывает на одной из закладок и с наслаждением зачитывает: такого-то числатакого-то года, в такое-то время, по такому-то адресу, собрались такие-то(полный перечень фамилий, инициалов и должностей) для решения таких-то вопросов(полный протокол повестки собрания). Кто во что был одет, кто явился слюбовницей, кто что сказал и какова была резолюция.

— Продолжим чтение? — интересуется декламатор.И поскольку Иван Иванович молчит: ртом двигает, дышит, — вынимается следующаязакладка: — А вот уже август такого-то года, эшелон арбузов из Астрахани,такого-то числа совместно с тем-то и тем-то решили то-то и то-то, что позволилополучить незаконную прибыль в сумме столько-то десятков тысяч рублей тридцатьсемь копеек, каковые деньги и были поделены между участниками сговора вот втакой пропорции…

Иван Иваныч пучит глаза и на грани кондрашкисоображает, кто ж это у них все годы стучал. А молодой человек читаетсамозабвенно тоном президента, поздравляющего весь советский народ с новымгодом.

К Ивану Иванычу зовут доктора, и тот емуделает укол для поддержания сознания. И увозят его непосредственно в больницу.

А молодой человек перевертывает страничку инабирает следующий телефонный номер. Беседовать приглашает.

И приглашаемые слушатели один за другимвалятся со стула, как кегли. Откуда информация?! Этого никто не мог знать!!!Что за тотальное наблюдение… Что за страшная вездесущая организация это КГБ!..

— Так что мы знаем про вас абсолютно все, —деловито давит клопов молодой человек. — До малейших деталей. Ну — будемзапираться, или будем сознаваться?..

А как ты тут будешь запираться, когда сидишьголенький на ладони?..

В течение пары месяцев Ленплодовощторг неработал. Он трясся и садился. Он трясся, как осиновый лист и как груша, исадился в полном составе. Торговые связи выбирались, как якорные цепи, иупрятывались в объемистые ящики следственных камер. Какая капуста, какиеогурцы! не до них… Упал зрелый и сочный Ленплод прямо в заботливо подставленныеруки лучших из всех жнецов и сборщиков — советских чекистов.