Запасная книжка - Петр Бормор Страница 45

— Да… Так вот, можно я продолжу? Пифагор ничего не говорил о штанах, и не надо ему приписывать чужие глупости…

— Ага, ты сам согласен, что это все глупости!

— Да не говорил я такого!

— Только что сказал. Ты сам себе противоречишь.

— Так. Стоп. Что говорится в теореме Пифагора?

— Что все штаны равны.

— Блин, да ты вообще читал эту теорему?!

— Я знаю.

— Откуда?

— Я читал.

— Что ты читал?!

— Лобачевского.

Пауза.

— Прости, а какое отношение имеет Лобачевский к Пифагору?

— Ну, Лобачевский же тоже математик, и он вроде бы даже более крутой авторитет, чем Пифагор, скажешь, нет?

Вздох.

— Ну и что же сказал Лобачевский о теореме Пифагора?

— Что штаны равны. Но это же чушь! Как такие штаны вообще можно носить? И к тому же, Пифагор вообще не носил штанов!

— Лобачевский так сказал?!

Секундная пауза, с уверенностью:

— Да!

— Покажи мне, где это написано.

— Нет, ну там это не написано так прямо…

— Как называется книга?

— Да это не книга, это статья в газете. Про то, что Лобачевский на самом деле был агент германской разведки… ну это к делу не относится. Все равно он наверняка так говорил. Он же тоже математик, значит они с Пифагором заодно.

— Пифагор ничего не говорил про штаны.

— Ну да! О том и речь. Фигня это все.

— Давай по порядку. Откуда ты лично знаешь, о чем говорится в теореме Пифагора?

— Ой, ну брось! Это же все знают. Любого спроси, тебе сразу ответят.

— Пифагоровы штаны — это не штаны…

— А, ну конечно! Это аллегория! Знаешь, сколько раз я уже такое слышал?

— Теорема Пифагора гласит, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. И ВСЕ!

— А где штаны?

— Да не было у Пифагора никаких штанов!!!

— Ну вот видишь, я тебе о том и толкую. Фигня вся ваша математика.

— А вот и не фигня! Смотри сам. Вот треугольник. Вот гипотенуза. Вот катеты…

— А почему вдруг именно это катеты, а это гипотенуза? Может, наоборот?

— Нет. Катетами называются две стороны, образующие прямой угол.

— Ну вот тебе еще один прямой угол.

— Он не прямой.

— А какой же он, кривой?

— Нет, он острый.

— Так и этот тоже острый.

— Он не острый, он прямой.

— Знаешь, не морочь мне голову! Ты просто называешь вещи как тебе удобно, лишь бы подогнать результат под желаемое.

— Две короткие стороны прямоугольного треугольника — это катеты. Длинная сторона — гипотенуза.

— А, кто короче — тот катет? И гипотенуза, значит, уже не катит? Ты сам-то послушай себя со стороны, какой ты бред несешь. На дворе 21 век, расцвет демократии, а у тебя средневековье какое-то. Стороны у него, видишь ли, не равны…

— Прямоугольного треугольника с равными сторонами не существует…

— А ты уверен? Давай я тебе нарисую. Вот, смотри. Прямоугольный? Прямоугольный. И все стороны равны!

— Ты нарисовал квадрат.

— Ну и что?

— Квадрат не треугольник.

— А, ну конечно! Как только он нас не устраивает, сразу «не треугольник»! Не морочь мне голову. Считай сам: один угол, два угла, три угла.

— Четыре.

— Ну и что?

— Это квадрат.

— А квадрат что, не треугольник? Он хуже, да? Только потому, что я его нарисовал? Три угла есть? Есть, и даже вот один запасной. Ну и нефиг тут, понимаешь…

— Ладно, оставим эту тему.

— Ага, уже сдаешься? Нечего возразить? Ты признаешь, что математика — фигня?

— Нет, не признаю.

— Ну вот, опять снова-здорово! Я же тебе только что все подробно доказал! Если в основе всей вашей геометрии лежит учение Пифагора, а оно, извиняюсь, полная чушь… то о чем вообще можно дальше рассуждать?

— Учение Пифагора не чушь…

— Ну как же! А то я не слышал про школу пифагорейцев! Они, если хочешь знать, предавались оргиям!

— При чем тут…

— А Пифагор вообще был педик! Он сам сказал, что Платон ему друг.

— Пифагор?!

— А ты не знал? Да они вообще все педики были. И на голову трехнутые. Один в бочке спал, другой голышом по городу бегал…

— В бочке спал Диоген, но он был философ, а не математик…

— А, ну конечно! Если кто-то в бочку полез, то уже и не математик! Зачем нам лишний позор? Знаем, знаем, проходили. А вот ты объясни мне, почему всякие педики, которые жили три тыщи лет назад и бегали без штанов, должны быть для меня авторитетом? С какой стати я должен принимать их точку зрения?

— Ладно, оставь…

— Да нет, ты послушай! Я тебя, в конце концов, тоже слушал. Вот эти ваши вычисления, подсчеты… Считать вы все умеете! А спроси у вас что-нибудь по существу, тут же сразу: «Это частное, это переменная, а это два неизвестных». А ты мне в о-о-о-общем скажи, без частностей! И без всяких там неизвестных, непознанных, экзистенциальных… Меня от этого тошнит, понимаешь?

— Понимаю.

— Ну вот объясни мне, почему дважды два всегда четыре? Кто это придумал? И почему я обязан принимать это как данность и не имею права сомневаться?

— Да сомневайся сколько хочешь…

— Нет, ты мне объясни! Только без этих ваших штучек, а нормально, по-человечески, чтобы понятно было.

— Дважды два равно четырем, потому что два раза по два будет четыре.

— Масло масляное. Что ты мне нового сказал?

— Дважды два — это два, умноженное на два. Возьми два и два и сложи их…

— Так сложить или умножить?

— Это одно и то же…

— Оба-на! Выходит, если я сложу и умножу семь и восемь, тоже получится одно и то же?

— Нет.

— А почему?

— Потому что семь плюс восемь не равняется…

— А если я девять умножу на два, получится четыре?

— Нет.

— А почему? Два умножал — получилось, а с девяткой вдруг облом?

— Да. Дважды девять — восемнадцать.

— А дважды семь?

— Четырнадцать.

— А дважды пять?