Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян? - Дмитрий Яшенин Страница 42

— Портос! — Он слегка изменил угол наклона шляпы чернокожего великана.

— Арамис! — Капитан почти неуловимым движением одернул лазоревый плащ коренного парижанина.

— И д'Артаньян! — Он протянул было руку, но со вздохом убрал ее, сообразив, что менять что-либо в облике растрепанного, всклокоченного и совершенно потерянного молодого человека бессмысленно.

Отступив на пару шагов назад, капитан осмотрел четырех друзей и, удовлетворенно улыбнувшись, кивнул:

— Молодцы! Помните, господа, настоящий рыцарь должен сохранять бравый и воинственный вид всегда! Даже перед лицом верной смерти!

Честно говоря, бесконечные упоминания о верной смерти, с которой всем четверым предстояло встретиться в самое ближайшее время, успели уже порядком утомить лазутчика. Еще не придя в себя после очередной встречи с Орлеанской девой, д'Артаньян воспринимал окружающую действительность как продолжение ночного кошмара…

Вылетев из дома, они с Портосом вскочили на лошадей и, сопровождаемые лакеем, понеслись на улицу Старой Голубятни. Ураганом домчавшись до дома де Тревиля, они обнаружили подле него Атоса с Арамисом и вчетвером поднялись к капитану.

Тот уже ожидал их в кабинете, где не далее как вчера псевдогасконец впервые увидел и самого де Тревиля, и мушкетеров. Пребывая в сильнейшем волнении, капитан мерил кабинет шагами и вскричал, завидев д'Артаньяна и трех мушкетеров:

— Молитесь, господа! Молитесь, ибо пробил ваш последний час!

Услыхав подобное приветствие, разведчик едва не потерял сознание, но Атос ободрил его, шепнув на ухо:

— Не обращайте внимания. У него склонность к дешевым театральным эффектам.

— Пробил ваш последний час! — воздев руки к небесам, патетически повторил де Тревиль.

— Простите, сударь, но в чем же мы провинились? — смиренно спросил Арамис.

— В чем вы провинились?! Они еще спрашивают «в чем же мы провинились?»! — воскликнул капитан, хотя, строго говоря, спрашивал-то один Арамис. — Может быть, это я не далее как вчера изувечил восьмерых лучших гвардейцев его высокопреосвященства? Или это сделал Святой Дух? Или, может быть, архангел Гавриил?! А? Ну что же вы молчите, господа?!

— Господин капитан, если вы имеете в виду поединок у монастыря Дешо, о котором мы вам вчера докладывали, — Арамис выделил интонацией слово «докладывали», — то это действительно сделали мы, но не потому….

— Ни слова более, сударь! Ни слова! — прервал его де Тревиль, помогая себе решительным взмахом руки. — Мне ваши оправдания совершенно неинтересны! Поберегите их для его величества!

— Для его величества? — переспросил Атос. — Так мы действительно приглашены к королю?

— Да, Атос! Мы действительно приглашены к его величеству! — ответил де Тревиль. — А вы полагали, что это шутка?

— Я полагал, господин капитан, что это способ заставить нас поживее явиться к вам. — Мушкетер с достоинством склонил голову.

— Увы, Атос! Вы ошиблись! Мы действительно направляемся к его величеству, который выслушает ваши оправдания, если, конечно, сочтет это необходимым, и решит вашу судьбу! По коням, господа! По коням!

И через полчаса капитан де Тревиль вместе с тремя своими подчиненными и псевдогасконцем, ошеломленным столь неожиданным поворотом событий, уже стояли в коридоре Лувра, возле аудиенц-залы его величества короля Франции Людовика XIII де Бурбона.

Капитан явно нервничал, уже раз пять напомнил молодым людям о перспективе неизбежной и весьма скорой смерти, раз десять осмотрел их, уверяя, что даже перед лицом таковой настоящий рыцарь обязан сохранять достойный и бравый вид. Когда же наконец дверь аудиенц-залы распахнулась и лакей пригласил мушкетеров войти, капитан построил Атоса, Портоса, Арамиса и д'Артаньяна в колонну по двое, сам встал во главе ее и твердым шагом вступил под своды аудиенц-залы…

Маршируя бок о бок с Портосом, разведчик напряженно размышлял, не ловушка ли это. Право слово, все основания для подозрений у него имелись! Попасть на прием к монарху вражеской державы на второй же день прибытия в ее столицу и начала разведывательно-диверсионной деятельности! В такое верилось с трудом. Скорее уж, думал псевдогасконец, сейчас, едва я миную эти вот двери, из-за их огромных створок выскочат королевские опричники и, навалившись на меня, скрутят по рукам и ногам. О черт! От этой мысли он сбился с шага, а размеренный, спокойный ритм его сердцебиения нарушился.

Усилием воли лазутчик снова взял себя в руки. Ну уж нет, этот номер у них не пройдет! Он мрачно улыбнулся и погладил заветное колечко на безымянном пальце левой руки. Черта с два! Живым эти проклятые французы его не возьмут! Под простым, неброским камушком этого простого же, неприглядного кольца, привезенного им из России, находилась ампула с ядом чудовищной силы. Достаточно было покрепче закусить самоцвет, чтобы на язык попал миллиграмм отравы, и… французским опричникам останется лишь вынести его труп из королевских покоев. Задание Москвы, разумеется, останется невыполненным, но лучше уж так, чем расколоться под пытками. Несмотря на уверенность в себе, разведчик прекрасно понимал, что всяким силам есть предел и, если за него возьмутся всерьез, он может не выдержать истязаний, в которых французы были большие мастера. Если верить поучительным историям господина д'Обинье, по крайней мере…

Он так крепко задумался о скорой смерти, казавшейся ему в этот миг абсолютно неминуемой, что не заметил, как Атос, шедший впереди, остановился, и налетел на него. Огромные створки дверей, из-за которых так никто и не выскочил, захлопнулись за мушкетерами, и они оказались перед монархом.

Людовик XIII, сын Генриха IV и Марии Медичи, оказался молодым, лет двадцати пяти, человеком приятной наружности, облаченным в домашний костюм лазоревого цвета, гармонично перекликавшийся с мушкетерскими плащами. В тот момент, когда де Тревиль со своими подчиненными вошли в аудиенц-залу, король сидел подле маленького столика, но сразу же поднялся навстречу им.

— Подойдите, храбрецы, подойдите! — воскликнул Людовик. — Дайте-ка мне побранить вас.

Мушкетеры с поклоном приблизились. Д'Артаньян следовал позади.

— Тысяча чертей! Так это вы вчера вчетвером вывели из строя восьмерых гвардейцев кардинала? — продолжал Людовик XIII. — Это много, чересчур много. Если так пойдет дальше, его преосвященству через три недели придется заменить весь состав роты. А я буду вынужден применять указы во всей их строгости. Одного еще куда ни шло, я не возражаю. Но восьмерых — повторяю, это много, слишком много.

— Поэтому-то, как ваше величество может видеть, они смущены, полны раскаяния и просят их простить, — сказал де Тревиль.

— Смущены и полны раскаяния? Гм… — недоверчиво проговорил король. — Я не верю их хитрым рожам. Особенно вон тому, с физиономией гасконца. Подойдите-ка сюда, сударь!

Лазутчик, размышлявший в этот момент о том, что, прежде чем лица других людей рожами и физиономиями именовать, неплохо бы со своим разобраться, понял, что эти слова относятся к нему, и, приблизившись с самым сокрушенным видом, пал ниц перед Людовиком и запричитал прежалобнейшим тоном: