Легенды Невского проспекта - Михаил Веллер Страница 40

Это даже удивительно, сколь многие иразнообразные явления ленинградской жизни пересекались с еврейским вопросом.Поистине камень преткновения. Куда ни плюнь — обязательно это как-то связано севреями. Россия при разумном подходе могла бы извлечь из этого гигантскую,наверно, выгоду. Но традиция торговли сырьем возобладала — одного еврея простоменяли на три мешка канадской пшеницы: такова была международная увязкаэмиграционной квоты с объемом продовольственных поставок. Как всегда, миркапитала наживался в неравных сделках с родиной социализма, не тем она будьпомянута.

К вызову прилагалась устная инструкция.Тарасюк поразмыслил, взял бутылку, ввалился к приятелю и коллегеисторику-скандинависту Арону Яковлевичу Гуревичу и между третьей и четвертойспросил между прочим, как стать евреем. Гуревич сильно удивился. Он зналабсолютно все про викингов, но про евреев знал только то, что лучше им не быть.Он посоветовал Тарасюку обратиться в синагогу; если только она работает,добавил он в сомнении.

Тарасюк постеснялся идти в синагогу, уж больнонеприличное слово, и пошел выпить кофе в Сайгон. В Сайгоне он немедленно увиделеврея замечательно характерной внешности — рыжего, горбоносого, с одесскимиинтонациями. Это был Натан Федоровский, один из многих завсегдатаев знаменитогокафетерия, нищий собиратель картин нищих ленинградских художников, а ныне —известный и богатый берлинский галерейщик.

Тарасюк перебрался за столик Федоровского и,краснея и запинаясь, попросил ему помочь. Рыжий Федоровский оценил деликатностьпросителя и незамедлительно выдал ему двадцать копеек.

Тарасюк поперхнулся кофе, зачем-то положилрядом с его монетой свой двугривенный, и брякнул напрямик, не знает линеизвестный ему, но, простите Бога ради, я не хочу вас обидеть, явный еврей,как можно стать евреем.

Компания Федоровского заявила, что этомучеловеку надо налить, и развела по стаканам бутылку портвейна из кармана.

И польщенный и добрый Федоровский выдалТарасюку полную информацию. Тарасюка устроило все, кроме обрезания, нолиберальный Федоровский успокоил, что ему это не обязательно.

Согласно полученной информации, Тарасюк избралсокращенную форму обряда. Он продал коллекцию (все одно не вывезти) и поехал вРигу. И в Риге знакомый Федоровского, связанный с еврейской общиной, устроилему, за пять тысяч рублей по принятой таксе, свидетельство о рождении егоматери, каковая появилась от религиозного брака ее родителей-евреев, о чем ибыли сделаны соответствующие записи.

С этим свидетельством он пошел в Ленинграде всвой районный паспортный стол и написал заявление, что хочет поменять национальностьс белоруса на еврея. Там не сильно удивились — он был такой не первый. Но сталимурыжить, откладывая с недели на неделю.

Тарасюк пошел выпить кофе в Сайгон и встретилтам рыжего Федоровского. Тот хмыкнул, что это ерунда, надо дать двести рублей,и через неделю вручат новый паспорт. Тарасюк сказал, что продал еще не всюколлекцию, хватит еще замочить всех начальников паспортных столов; картин вот,к сожалению, нет, но если Федоровский захочет коллекционировать оружие… неумеет он давать взятки!

И бескорыстный Федоровский, плававший впитерской жизни вдоль и поперек, сунул бабки куда надо, и Тарасюк стал евреем.

Ну, еще годик его помурыжили. Гоняли засправками и допытывались, почему он всю жизнь скрывал в анкетах национальностьматери и наличие родственника-брата за рубежом. Он резонно отвечал, что этомогло помешать карьере, а про брата, вот письмо, и сам не знал. И через годблагополучно улетел, в четверг венским рейсом, как принято.

Из всех ученых коллег и любящих учеников егопровожали только печальная теща и радостный Федоровский — он всех провожал и навсе плевал.

Улетал он с тем же древним футбольнымчемоданчиком, где были: чистая сорочка, неоконченная рукопись, бутылка коньяка,книга В. Бейдера «Средневековое холодное оружие» и крошечный никелированныйдамский браунинг № 8 с перламутровыми щечками.