Невероятные приключения факира, запертого в шкафу ИКЕА - Ромен Пуэртолас Страница 39

В тот день, когда он помог мальчику-африканцу и Вуиражу в порту Триполи, он отдал больше, чем за всю свою жизнь. И не только в смысле денег, хотя сорок тысяч евро сами по себе представляют огромную сумму, целое состояние. Он с радостью вспомнил ощущение блаженства, которое дважды охватывало его, мягкое облако, которое вознесло его гораздо выше, чем все специальные приспособления на его представлениях. Теперь он задавал себе вопрос: а кто будет следующим в его списке? Кому из тех, кто испытывает нужду, он поможет?

Стюард объявил, что самолет идет на посадку и каждый должен убедиться, что кресло и откидной столик находятся в вертикальном положении, а электронные приборы выключены.

Аджаташатру выпрямился, сунул ноги в туфли и сам не заметил, как туда упала тоненькая контактная линза, которая приклеилась к его носку, когда он осторожно касался коврового покрытия.

У него было ощущение, что он возвращается домой.

Дом – это Мари.

Он подумал о прекрасном комитете по встрече, ожидавшем его в парижском аэропорту. Его милая француженка. О чем еще можно мечтать?

* * *

А в эту минуту красотка-француженка, в бирюзовом платье и серебряных босоножках, радостно садилась в маленький красный, видавший виды «мерседес» с надписью «Такси Житан» на передних дверцах, откуда раздавались зажигательные звуки гитары группы «Джипси Кингс».

– Аэропорт Шарль-де-Голль. Прибытие. Я встречаю человека, который приземлится через полчаса из Триполи. Это в Ливии. Там сейчас война. Вернее, там была война.

Шофер кивнул, показав, что понял и в дальнейших объяснениях не нуждается. Это был толстяк; седые волосы, росшие на груди, выбивались из воротника черной рубашки. Пухлые пальцы, унизанные золотыми кольцами, крепко держали руль, словно он ждал, что тот в любую минуту может вырваться из его рук.

На приборной доске была прикреплена лицензия с черно-белой фотографией, где было написано, что шофера зовут Гюстав Палурд, что он чистокровный цыган, а его номер 45828.

– А для чего на дверцах букеты? – спросила Мари.

Ехать долго, подумал Гюстав, который уже представлял себе, как было бы хорошо закрыть рот пассажирки на молнию.

– Завтра выдаю дочку замуж, – ответил он с раздражением.

И пальцы отбили соло кастаньет на руле.

– Поздравляю! – воскликнула женщина радостным голосом. – Вы, должно быть, ужасно гордитесь и счастливы.

Шофер мгновение помедлил.

– Да, неплохая партия.

– О, не говорите так, мсье. Уверена, что ваша дочь выходит замуж по любви. Можно только поздравить себя с этим, правда?

– Мадам, у нас, Палурдов, женятся не по любви, а по расчету. Любовь придет потом. Или не придет…

– И вы работаете до последней минуты? – заметила Мари, желая увести разговор от этой щекотливой темы.

– Нужно зарабатывать, чтобы заплатить за новый трейлер, в котором будут жить молодые.

– Понимаю, – ответила француженка, которая ничего не понимала.

Как люди могли жить в походных условиях всю свою жизнь, к тому же добровольно? Она сама ни за что не легла бы спать в маленькую неудобную кровать или даже на диван, поэтому понять это ей было трудно.

– А откуда жених?

– Испанец.

– Откуда именно?

– Из Барселоны, – раздраженно ответил Гюстав и продолжал, предвосхищая ее расспросы: – Он будет жить здесь, под Парижем, в нашей общине. Так мы договорились. Обычно жена следует за мужем, но у Палурдов все решают женщины. И я. Парень из большой цыганской семьи в Барселоне. Я рад, что наши семьи соединятся.

– Смешанный брак, – задумчиво сказала Мари, глядя на дорогу. – Как это здорово. Кстати, человек, которого я встречаю в аэропорту, тоже не француз. Это мой жених. – У нее не было ощущения, что она лжет, только немного торопит события. – Он индиец. Если повезет, то в один прекрасный день у нас тоже будет прекрасный смешанный брак…

И что на нее нашло, почему она об этом подумала? Заговорила? Люди любят исповедоваться первым встречным.

Мари неотрывно смотрела на какую-то воображаемую точку на дороге, где-то между передними сиденьями. Она представляла себя с Аджаташатру, в красивом сари, среди ярких красок и лепестков роз, которыми их осыпают на пути. Настоящая принцесса.

– Индиец… – повторил шофер тоже задумчиво. – Если быть откровенным, мадам, я не слишком люблю индийцев.

Сказав это, Гюстав снял правую руку с руля, чтобы погладить рукоятку из слоновой кости своего складного ножа «Опинель», который не покидал кармана его брюк.

– Знавал я одного, малодостойного, – добавил он. – Просто ворюга. Если наши дорожки снова пересекутся, уж поверьте мне, ему придется пережить неприятные минуты…

– Ну, не нужно обобщать, не все они такие, – сказала Мари, которая не стала добавлять, что то же самое говорят о цыганах. – Мой-то честный человек, знаете? Писатель.

– Писатель? – повторил шофер такси, который никогда ничего не читал, кроме карты парижских улиц.

– Мне будет очень приятно представить его вам. Когда мы приедем в аэропорт, вы подождите, если удобно, тогда мне не нужно будет брать другое такси обратно в Париж, а вы познакомитесь с Аджаташатру. Мне просто не терпится вас познакомить. Вот увидите, вы сразу тогда поменяете свое мнение об индийцах.

– Только об этом и мечтаю, моя милая.

Украшенный цветами «мерседес» быстро катил по шоссе. Медленно садилось солнце, заливая оранжевым светом деревья и здания вокруг.

Шофер такси вдруг стукнул себя по лбу, потом посмотрел на часы:

– На самом деле удачно, что вы едете в аэропорт. Мой кузен Джино прилетает сейчас из Рима. Не думал, что смогу его встретить. Приезжает на свадьбу дочери. Он будет ее причесывать.

Гюстав не добавил, что его кузен – владелец салона «Прически для Рима», но молодые националисты при помощи баллончиков с краской переделали название на вывеске в «Прически для Рома». Эти неучи даже не понимают разницы между цыганами испанского корня и цыганами-рома румынского и болгарского. [40]

– Если вам не помешает, – продолжал водитель, – пока вы будете встречать своего друга, я пойду встречу Джино, а потом подходите к машине. Что скажете? Вы не против, если мой кузен поедет с нами?

– Конечно нет! – воскликнула польщенная Мари. – Напротив! Чем теснее, тем веселее!

Она сама не понимала, как удачно выразилась.

* * *

Глава третья

Когда Деванампия упал, бездыханный, на холодные и влажные плиты тюремного пола, Валид остановил одного из заключенных, проходивших мимо, и узнал, что его друг умер.