Рабин Гут - Алексей Лютый Страница 32

– Андрей, не беспокойся, работает нормально. Я проверял! – заявил Сеня, протягивая выпучившему от удивления Попову три шершавых камня. – Действует так же, как «Жиллетт-Мак-3», только по очереди. Иди бриться во двор к рукомойнику. А мне нужно еще себя в порядок привести.

Вытолкав переполненного сомнениями Попова за дверь, Сеня заперся изнутри на дубовый засов. Рабинович прекрасно понимал, что его гарантии действия бритвенного прибора были слишком сомнительными, поэтому и поспешил оградить себя от возможных эксцессов. Мало ли что в голову Андрюше придет после собственноручной экзекуции!

Было вполне естественным, что, услышав со двора дикий вопль Попова (который все же решил опробовать местный способ бритья), Рабинович не стал на него отзываться. И хотя снаружи не раздалось больше ни одного стенания, Сеня так и сидел молча в своей комнате, пока Попов не постучал ему в дверь. Кстати, возился во дворе Андрюша что-то подозрительно долго!

– Сеня, а ты был прав. Действительно, классная штука! – подойдя к двери, услышал Рабинович восхищенный голос Попова. – Конечно, насчет «Жиллетта» ты приврал, но бриться можно вполне нормально.

Рабинович, которому и самому до безобразия надоела недельная щетина на подбородке, решил все-таки выглянуть и узнать результат эксперимента. Попов стоял за дверью, сверкая в солнечных лучах идеально выбритой физиономией. Несколько порезов не считаются.

– А чего же ты орал, как резаный? – не веря своим глазам, поинтересовался Рабинович.

– Так я, дурак тупой, без мыла бриться начал. А потом нормально пошло! – Попов довольно усмехнулся и, сунув в руки Сене три куска намокшей пемзы, пошел к себе в комнату. – Кстати, Сеня, поторопи повара насчет завтрака.

Решив, что завтрак подождет, Рабинович пошел во двор, чтобы повторить на собственном опыте новаторство Попова. Последовав совету Андрюши, кинолог выпросил у служанки какую-то липкую смесь, заменявшую здесь мыло, и приступил к очищению физиономии от раздражающей щетины.

Осторожно проведя куском пемзы по щеке, Рабинович тихо заскулил от боли. Громко орать не позволяло чувство собственного достоинства. И хотя в процессе бритья шарканье камней о лицо не стало менее болезненным, Сеня мужественно вытерпел процесс до конца, не уставая поражаться тому, какой дубовой оказалась кожа у этого жирного борова Попова.

Когда наконец остатки щетины исчезли с лица Рабиновича, его физиономия покраснела, словно спелый помидор. Боль на щеках была такой обжигающей, что Сене показалось возможным поджаривать на них омлет. Проклиная и хозяина трактира, и Попова, и местные способы бритья, Сеня поплелся к себе, поочередно прикладывая к полыхающим щекам мокрую тряпку. За этим занятием и застал его Жомов, вернувшийся с реки.

– Делать тебе, что ли, нечего? – удивленно посмотрел на друга Иван. – Ладно, я понимаю, что в ментовке бриться заставляли. Так здесь на хрена тебе нужно себя так мучить?

Ничего не ответив Жомову на вполне справедливое замечание, Рабинович поднялся к себе в комнату, прихватив по дороге из кухни медный тазик с ключевой водой. Он так и просидел над своеобразным холодильником, окуная в него поочередно щеки, пока хозяин постоялого двора не позвал постояльцев к завтраку.

– Завидую я тебе, Андрюша! И как тебе удалось так классно побриться этим дерьмом? – страдальчески произнес Рабинович, когда все четверо, включая Кауту, собрались за столом. Мурзика можно было не считать. Поскольку расположился он ниже столешницы и многого не видел.

– А я им и не брился! – прищурившись, ответил Попов и, увидев недоумевающий взгляд Рабиновича, выложил на стол остро отточенный обломок косы. – Я вот эту хреновину у батрака попросил. А ей можно бриться не хуже, чем опасной бритвой.

– Убью, гад! – взревел Рабинович, не в силах стерпеть такое подлое надувательство. Однако убивать никого и не требовалось! Попов с Жомовым и так едва не померли от смеха, глядя на разъяренную Сенину физиономию.

Через некоторое время страсти вокруг шутки Попова улеглись. Сеня несколько успокоился, решив, что отыграется позже, и взял в руки обломок косы. Некоторое время он вертел острую железку в руках, а потом спросил:

– Слушайте, мужики, а разве в это время косы уже были? Насколько я помню картинки из школьного учебника по истории, урожай тут должны жать, а не косить…

– Сеня, не пудри людям мозги, – отмахнулся от него Жомов. – Много эти яйцеголовые историки знают. Че ты в руках держишь?.. Вот и не трынди!

– Да нет, Ваня, Семен прав! Что-то тут не так, – вступился за Рабиновича Андрюша. Видимо, совесть замучила. – Недавно по телику какой-то фильм про начало войны рыцарей за Гроб Господень показывали. Насколько я помню, там дата была: что-то больше тысячного года нашей эры. Не скажу точно, но явно началась она не в шестом веке. А тут получается, что Артур ходил этот Гроб воевать уже пятнадцать лет назад. А он даже про сарацинов слышать не мог, поскольку ислам много позже появился… К тому же еще и рак этот вареный!..

– Вы заткнетесь когда-нибудь, политологи гребаные? – недовольно посмотрел на Сеню с Андрюшей Жомов. – Вам какая хрен разница, когда и что произошло? Сами не жрете, так другим не мешайте. К тому же который день уже во рту ни капли спиртного не было!

– Я сказал: пить не будем, пока Мерлина не найдем, – буркнул Рабинович и, вняв совету Ивана, принялся поглощать завтрак со скоростью электрической мясорубки. Наверное, чтобы Попову меньше досталось.

– Люди не так поймут, – покачал головой Жомов. – Тут же, как и у нас, ничего без поллитры не делается. Даже Грааль этот дурацкий и то с похмелья искать пошли!

– Слышал Ваня звон, да не знает, где он, – пробормотал Сеня с набитым ртом. – В одно ухо у него влетело, а на другое медведь наступил да голову расплющил.

Жомов попытался понять, издевается Рабинович или шутит. Однако, увидев, с какой скоростью исчезает со стола пища во время его мыслительного процесса, бросил это бесполезное занятие и взял с глиняного блюда солидный кусок баранины, предварительно согнав с него мух.

Кстати, эти насекомые владели абсолютным господством в воздухе Каммлана. Аборигены на них, как, впрочем, и на комаров, блох, кузнечиков и прочую насекомую живность внимания не обращали совсем. Для Попова же мухи и слепни стали настоящим проклятьем.

Дело в том, что страдающий излишним весом Андрюша безбожно потел. Эти безобидные выделения действовали на местную летающую живность, словно мед на медведя-шатуна. Поэтому Попова постоянно сопровождал настоящий мушиный эскорт.

Естественно, что этика насекомым неизвестна. Поэтому они никогда не давали несчастному человеку побыть в одиночестве. Преданность мух Андрюшиному поту была сравнима разве что с благоговением Кауты перед могучим Жомовым. На завтрак перепончатокрылые Попова сопровождать тоже не отказывались. Разве что ориентацию несколько теряли, почуяв запах местного жаркого.

Андрюша как раз дожевывал куриную ногу, когда одно бессовестное настырное насекомое с ужасающим жужжанием начало выделывать фигуры высшего пилотажа у него за правым ухом. Попов попробовал отмахнуться от нахала, но тот только сменил место дислокации и устроил свои маневры по другую сторону поповской головы. Не в силах стерпеть такое издевательство, Андрюша взвыл.