Трое в лодке, не считая собаки - Джером Клапка Джером Страница 31

Генрих VIII и Анна Болейн. – Тяготы жизни, в доме, где есть влюбленная пара. – Трудные времена в истории английского народа. – Поиски живописности во мраке ночи. – Бездомные и бесприютные. – Гаррис прощается с жизнью. – Ангел нисходит с небес. – Действие нечаянной радости на Гарриса. – Легкий ужин. – Завтрак. – Все сокровища мира за горчицу! – Не на жизнь, а на смерть. – Мэйденхед. – Под парусом. – Три рыболова. – Нас предают анафеме

Я сидел на берегу, воскрешая в своем воображении эти картины, как вдруг Джордж обратился ко мне и сказал, что если я уже достаточно отдохнул, то не соблаговолю ли принять участие в мытье посуды. Покинув дни нашего героического прошлого, я перенесся в прозаическое, исполненное горя и скверны настоящее, сполз в лодку, вычистил сковородку щепкой и пучком травы и наконец отполировал ее мокрой рубашкой Джорджа.

Мы посетили остров Великой Хартии и осмотрели хранящийся там в домике камень, на котором она, по преданию, была подписана; впрочем, произошло ли это событие именно здесь, на острове, или, как утверждают некоторые, на берегу реки у Раннимида, установить трудно. Лично я, например, склоняюсь в пользу общепринятой островной теории. Будь я одним из тогдашних баронов, я, без сомнения, втолковал бы своим единомышленникам, что с таким увертливым субъектом, как король Джон, куда легче справиться на острове, где у него меньше простора для всяких уловок и подвохов.

Неподалеку от мыса Пикников на землях Энкервикского замка находятся развалины того старинного монастыря, в садах которого, как утверждают, Генрих VIII назначал свидания Анне Болейн. Их встречи происходили также у Хевер-Касла в Кенте и еще где-то поблизости от Сент-Олбенса. Пожалуй, англичанам в те времена нелегко было найти такой уголок, где бы не любезничали эти юные сумасброды.

Случалось ли вам жить в доме, где есть влюбленная пара? Что это за наказание! Скажем, вам захотелось посидеть в тишине, и вы идете в гостиную. Вы открываете дверь, и до ваших ушей долетает странное восклицание, словно кто-то наступил на змею; когда вы входите, Эмили, стоя у окна, с напряженным вниманием наблюдает за противоположной стороной улицы, а ваш друг Джон Эдуард на другом конце комнаты жадно изучает альбом с фотографиями неведомо чьих бабушек и тетушек.

«Ах! – говорите вы, застывая в дверях. – Я понятия не имел, что здесь кто-то есть».

«Да неужели?» – холодно отвечает Эмили тоном, который не оставляет сомнений в том, что она вам попросту не верит.

Послонявшись некоторое время по комнате, вы мямлите:

«Как здесь темно! Почему бы вам не зажечь газ?»

Джон Эдуард говорит, что он не заметил, как стемнело. Эмили говорит, что папа не любит, когда газ зажигают слишком рано.

Вы сообщаете им газетные новости и подробно излагаете свою точку зрения на ирландский вопрос, но они не проявляют ни малейшего интереса. «О!», «Неужели?», «Правда?», «Да?», «Не может быть!» – вот и все их комментарии. После десятиминутной беседы в таком стиле вы бочком выскальзываете из комнаты и, к величайшему своему удивлению, слышите, как дверь с треском захлопывается за вами без малейшего участия с вашей стороны.

Через полчаса вы идете в оранжерею выкурить трубку. Единственный стул занят Эмили; Джон Эдуард, насколько можно судить по состоянию его костюма, только что сидел на полу. Они ничего не говорят, но в их взглядах, обращенных на вас, вы можете прочесть решительно все нелестные выражения, какие только допустимы в цивилизованном обществе; вы панически отступаете и плотно притворяете за собой дверь.

После этого вы уже не рискуете сунуть нос ни в одну из комнат этого дома. Вы прогуливаетесь некоторое время вверх и вниз по лестнице, а потом решаете засесть у себя в спальне, наверху. Но вскоре вас начинает одолевать скука и вы надеваете шляпу и спускаетесь. в сад. Вы бродите по дорожкам и, проходя мимо беседки, заглядываете в нее, и там, забившись в самый угол, сидит все та же пара юных идиотов; они видят вас и явно начинают подозревать, что вы преследуете их с какой-то дьявольской целью.

«Почему бы не отвести в доме специальное помещение для таких занятий и не посадить туда этих остолопов?» – бормочете вы и тут же кидаетесь в холл, хватаете свой зонтик и бежите куда глаза глядят.

Нечто подобное происходило, вероятно, в те дни, когда ветреный мальчишка Генрих VIII ухаживал за своей крошкой Анной. Жители Бакингемшира постоянно натыкались на эту парочку во время ее идиллических прогулок по Виндзору и Рейсбери и всякий раз восклицали: «Ах, это вы?» – на что Генрих отвечал, краснея: «Да, мне нужно было здесь кое-кого повидать!» – а Анна щебетала: «Как я рада вас видеть! Подумать только, я случайно встретилась на лужайке с мистером Генрихом VIII, и оказалось, что нам по пути!»

Добрые бэкингемширцы отправлялись восвояси и думали: «Нехорошо мешать этим невинным голубкам, пусть себе воркуют. Пойдем-ка лучше в Кент!»

И они брели в Кент, и сразу же, нос к носу, сталкивались с Генрихом и Анной, которые слонялись вокруг Хевер-Касла.

«Да что за дьявол! – говорили бэкингемширцы. – Просто смотреть тошно! Куда бы нам убраться? Пошли в Сент-Олбенс. Сент-Олбенс – прелестное местечко!»

Но, добравшись до Сент-Олбенса, они заставали все ту же злополучную парочку, целующуюся у стен аббатства. И тогда они уходили к пиратам и занимались морским разбоем, пока влюбленные наконец не поженились.

Участок реки между мысом Пикников и Старо-Виндзорским шлюзом очарователен. Тенистая дорога, вдоль которой разбросаны чистенькие уютные коттеджи, бежит по берегу к гостинице «Узлийские колокола» – живописной, как и все прибрежные гостиницы; вдобавок там, по словам Гарриса, превосходный эль, – а в таких вопросах на слово Гарриса можно положиться. Старый Виндзор в своем роде весьма знаменитое место. Здесь стоял дворец Эдуарда Исповедника, и здесь же могущественный граф Годвин был по законам того времени признан виновным в покушении на жизнь брата короля. Граф Годвин отломил кусок хлеба и сказал, держа его в руке:

«Подавиться мне этим куском, если я виновен!»

Он положил хлеб в рот, проглотил его, подавился и умер.