Снимать штаны и бегать - Александр Ивченко Страница 3

– Молодой, та-скать, человек! – надменно пробасила она. – Я бы попросила…

Судя по выражению поросячьих глазок гражданки Тушко́, она хотела попросить у Голомёдова, чтобы он немедленно устроил акт самосожжения или прибег к любому другому доступному виду суицида. Ну, или на худой конец отбыл бы обратно в Москву, откуда он притащился на горе всему предвыборному штабу и лично ей. Но конкретизировать просьбу она не успела, поскольку Кирилл уже метнул на стол лист бумаги с набранным текстом. В этом тексте, гордо озаглавленном: «Пресс-релиз», Зинаида Леонидовна с некоторой тревогой узнала свой вчерашний опус. Содержание документа, на взгляд гражданки Тушко́, четко и лаконично описывало заслуги Харитона Ильича Зозули в процветании Славина.

– Шо ты мне тут суешь?! – думский председатель Зозуля попытался употребить заряд гнева по назначению в третий раз.

– Это, Харитон Ильич, текст о вашей работе, который написала для эфира на городском радио наша уважаемая Зионида Ленаидовна.

– Зи-на-и-да! – гневно поправила гражданка Тушко, но в ее голосе уже не было прежней уверенности.

– Вот я и говорю… Ею же текст был утвержден в эфир, и зачитан диктором Агафоновым вчера непосредственно перед объявлением воздушной тревоги.

– И что? – нахмурился Харитон Ильич.

– Да! И что? – с вызовом бросила гражданка Тушко и подалась вперед. Канцелярский стол затрещал под напором ее гигантского накрахмаленного бюстгальтера.

– Прочтите. – спокойно пояснил Голомёдов.

– Ну… для улучшения экономической и социальной ситуации лично Харитоном Ильичом Зозулей организован ряд эффективных мероприятий, направленных на улучшение экономической и социальной ситуации», – забубнил кандидат, испытывая скрытое удовлетворение, которое всегда приятно грело его душу при чтении публикаций о собственных успехах.

– Что тут тебя не устраивает? Дальше по тексту. Вот – расширено, углу́бленно, прове́дено обследование на предмет необходимости выявления проблемных аспектов… – Что тут не так?

– Вы подпись прочтите! – смиренно попросил Голомёдов.

– А где подпись? – спросил Харитон Ильич и недоуменно посмотрел сначала на лист, потом на Голомёдова, потом – на Зинаиду Леонидовну Тушко.

– Подпись, та-скать… С обратной… С обратной стороны. – Промямлила гражданка Тушко. Соображала Зинаида Леонидовна медленно, но предчувствие близкой беды, пока еще не оформленное в слова и мысли, уже зашевелилось под ее сложной прической.

– Я, та-скать, листок перевернула. Наверное, нечаянно! Не с той стороны подписала…

Харитон Ильич перевернул лист и молча уставился на его оборот. Молчал он около двух минут, осмысливая увиденное. Лоб Зинаиды Леонидовны, ее помидорные щеки и все три подбородка покрылись испариной.

– Внимание. Внимание. Граждане. Воздушная тревога. Рабочие, значит, «прекращают». Транспорт «останавливается». А «население укрывается». При этом «соблюдение правил сокращает потери людей». – выборочно процитировал Харитон Ильич текст на обороте. В голосе его звучали зловещие нотки. – Тираж 300 тысяч экземпляров. В эфир. Подтверждаю, Зэ. Лэ. ту́шко. Золотушка. Понятненько…

– Не ту́шко, …, а Тушко́, – по инерции промямлила Зинаида Леонидовна, отчетливо почувствовав, что день не задался.

– Тушка-кукушка, кулак тебе в ушко! – заорал, наконец, Харитон Ильич в полную силу своих председательских легких, давая волю праведному гневу. Голомёдов на этот раз почтительно молчал, не прерывая оратора.

– Ты что, под монастырь меня подвести хочешь? На кого работаешь? Кто тебе твои тридцать серебряников дал, Иуда Леонидовна?!

– Понимаете Харитон Ильич! Я в целях экономии, та-скать, бюджетных средств! Это памятки МЧС-ные! Я их… Ну, в общем, достала… Много. И, та-скать, бумажечку экономим, бюджет, та-скать. На этих листиках печатаем… – пыталась оправдаться гражданка Тушко, впрочем, как-то неубедительно.

– У тебя, ядрен-батон, бумаги мало? – орал председатель – Где нормальная бумага?! Что молчишь? Сказать нечего?

Вопрос поставил Зинаиду Леонидовну в тупик. Все 60 пачек мелованной бумаги «Снежинка» формата А-4, выданной информационно-аналитическому отделу городской Думы за три квартала текущего года, она благополучно переправила к себе домой с единственной мотивировкой: «Чтобы было!» Объяснить свой поступок ничем, кроме патологической жадности и врожденной запасливости, она не могла. Признаваться в этих пороках даже самой себе Зинаида Леонидовна вряд ли стала бы. Каяться же в них перед Харитоном Ильичом в данной ситуации она посчитала и вовсе не уместным.

Вину гражданки Тушко мог бы смягчить тот факт, что свой отдел она без бумаги не оставила. Еще на прежнем месте работы – в пресс-службе городского МЧС – Зинаида Леонидовна «на всякий случай» присвоила несколько центнеров различных листовок с предупреждениями о чрезвычайных ситуациях, инструкциями на случай ядерного взрыва, пособиями по эвакуации раненых и памятками о поражающих свойствах ядовитых веществ. Используя в работе чистую оборотную сторону этих прокламаций, гражданка Тушко решала двойную задачу: она не только удовлетворяла текущие нужды отдела в бумаге, но и повышала грамотность своих подчиненных в вопросах «обеспечения безопасности жизнедеятельности».

Впрочем, 12 листов казенной бумаги «Снежинка» она употребила для нужд своего ведомства практически по прямому назначению. В канун Нового года гражданка Тушко самолично вырезала из них 12 больших кружевных снежинок и трехметровую гирлянду. Этими атрибутами праздника она украсила приемную Председателя, за что получила устную благодарность и квартальную премию. Но даже эта милая новогодняя история служила слабым оправданием воздушной тревоге, и потому гражданка Тушко, проявив непривычную рассудительность, напоминать о ней Председателю тоже не захотела. Как следствие – ответить на вопрос Харитона Ильича ей было действительно нечего.

* * *

На этом месте нашего повествования нужно пролить свет еще на некоторые страницы истории города Славина. Политическая элита начала формировалась здесь в тот день, когда высочайшим указом на должность первого воеводы Славинской крепости был назначен казачий атаман Гордей Дрынов, особо отличившийся перед царем в разбойных набегах на турок. Являясь, по сути, первым градоначальником Славина, Дрынов довольно быстро набрал себе подручных: штат первой «администрации» комплектовался из местных купцов, кто побогаче, и «лихих людей», которым воевода обещал милость и отпущение грехов за верную службу. Уже через несколько поколений в результате некоторой селекции и стремления знатных семей породниться, в Славине произрос тот особый тип руководителя, который можно наблюдать здесь и по сей день. Главными его свойствами является жажда власти и умение ее добиться, пустив в ход купеческую щедрость, а если понадобиться – и разбойничью лихость.

С той поры начальство в какой бы то ни было форме в Славине не избиралось и не назначалось. Бразды правления передавались из рук в руки потомкам Дрыновской шайки по праву рождения. Ситуацию не сломила ни революция, ни коллективизация, ни НЭП, ни даже фашистская оккупация, и уж тем более – перестройка. Тесно сплоченная номенклатура составляла своего рода касту, пропуск в которую извне был закрыт. А потому процедура демократических выборов в Славине проходила безболезненно и почти по-семейному. Случались, конечно, ссоры. Но ссоры, как известно, бывают и в самых дружных семьях. По большому счету, выборы сводились к тому, чтобы соответствующим образом перераспределить портфели, кресла и ключевые посты – в зависимости от возраста, заслуг, а иногда даже и личных качеств каждого из членов номенклатурной семьи. Славинцы, впитав такое положение дел с молоком матерей, голосовали за тех, кого им предлагали, даже не задумываясь, что может быть как-то иначе.