Вытхуянцы в Сочи - Дмитрий Стародубцев Страница 28

Возраст женщины угадывался с трудом — она явно гордилась своей моложавой внешностью. Разве что, её глаза — они безошибочно выдавали её паспортную подноготную: за пятьдесят. У Зебра появилось необычное, совсем не свойственное ему чувство: его хотят поиметь. Он теперь готов был живьём сожрать свой несдержанный язык.

— Мадам, вы такая фешенебельная, что мне не рентабельно! — нашёлся полосатый и попробовал ускользнуть в сторону.

«Золотая» женщина железной хваткой удержала его за запястье.

— Приходи ко мне ночью! — похотливо зашептала она ему в лицо, обдавая запахом котлет с чесноком. — Я оставлю окно открытым. Белый особняк на улице Роз. Не пожалеешь!

— Мадам, окон так много, а времени так мало! — Зебр вырвал руку и подтолкнул к женщине Жираф-фа: — Это Федя, наш младший научный сотрудник!..

Между тем первая волна желающих засвидетельствовать свое почтение новому правителю спала. Теперь Бегемот неспешно общался с депутатами, коммерсантами и представителями диаспор. Реверансы и дифирамбы как-то незаметно сменились жалобами и просьбами.

— Я прэдставляю ассоциацию ювелиров города, да! — поклонился импозантный армянин. — Моя фамилия Воскерчян!

— Очень приятно! — натянуто улыбнулся, слегка подуставший Председатель.

В последующие десять минут Бегемот, зевающий с закрытым ртом, выслушивал душераздирающие жалобы ювелира на коммунальщиков, налоговиков и, в особенности, на милицию, пытающуюся «кры-шевать» ювелирный бизнес города.

— И сколько они просят за крышу? — поинтересовался Председатель Советующихся.

— О, очень много! Дэсять процентов, да!

— Хм, это нормально! — пожал плечами Бегемот, но тут же опомнился: — Что?! Какое беззаконие!

Тут в разговор встрял Зебр:

— Позвольте, ваше превосходительство, я разберусь!

С этими словами он увлек армянина за кресло.

— Не следует, батенька, беспокоить столь коронованную особу этакими пустяками! — устыдил ювелира полосатый. — Твоя проблема, конечно, не всунул-высунул, но в принципе решаемая!

— С кем имею честь, да? — испуганно поинтересовался тот.

— Тайный советник по особым делам! — Зебр вытащил из кармана роскошную визитку Рудольфа, быстрым волнообразным движениям провел ею у глаз собеседника. — У Его высочества очень длинные руки! Вот, помню, обратился к нам Иран за помощью. Мол, США продыху не даёт, денег за «крышу» требует, войной грозит. И что вы думаете?

А? Решили вопрос! Один наш человечек в ЦРУ в секретном докладе президенту Америки всего одну буковку подправил в названии страны, на которую следует наехать. «Н» на «к»…

— Помогите нам, мы в долгу не останемся, да! — схватил полосатого за грудки Воскерчян.

— Не боись, дружочек! — мягко высвободился Зебр. — Делов-то на копейку! Только… эээ… авансик бы не помешал! Жизнь тяжёлая, да!

Воскерчян почему-то покраснел, полез в карман и дрожащими руками вытащил пачку денег. Он, было, собрался выщипнуть из неё несколько купюр, но Зебр поспешил вытянуть из его пальцев всю стопку.

— Иди, да! — полосатый стряхнул с плеча ювелира несуществующую пылинку и слегка подтолкнул его. — Считай, что дело сделано! И скажи там своим, чтобы теперь ментов не боялись! Чуть что — сразу на три буквы!

Счастливый Воскерчян удалился.

Спустя минут пятнадцать Бегемоту представился один из ответственных милицейских чинов — полковник Пронин.

— Что же вы, детишечки, этих, как их… ювелиров обижаете? — упрекнул его Председатель. — Нехорошо! Мы разочарованы!

— Ювелиров? — переспросил Пронин, воинственно выпятив чугунный подбородок. — Первый раз слышу!

— Как? — изумился Бегемот. — Вы не знаете, кто такие ювелиры?!

— Позвольте, ваше преосвященство, я разберусь! — опять вмешался Зебр…

Вскоре за троном Бегемота полковник оправдывался перед полосатым:

— Ювелирные салоны, товарищ генерал, по закону положено охранять! А они не хотят чтить законы! Я уж не говорю про то, что золото у них контрабандное, клейма фальшивые, от налогов уходят! И граждан других национальностей в этот бизнес не допускают! А зарплаты у нас в милиции — два раза на пляж сходить. Кадры разбегаются. А требуют с нас в десять раз больше, чем раньше, потому как Олимпиада!

Оскорбленный подбородок Пронина превратился в пудовую гирю.

— Как я тебя понимаю! — посочувствовал Зебр. — Ох уж мне эти нацменьшинства! Ни туда, ни сюда! За ними ваще глаз да глаз нужен! А то не успеешь оглянуться, как они уже нацбольшинства! А в Выт-хуяндии чё твориться, я спрашиваю?! — он кивнул на Жираффа.

Пронин просветлел.

— Давай так, полковник! — продолжил полосатый. — Мы вам ювелиров, а вы нам чисто по-братски! Как говорится, фифти-фифти! Чтобы все! Согласен?

Подбородок Пронина полегчал до веса пылинки.

— Так точно!

— Только надо бы авансик. А то мы так поиздержались в дороге! Сам понимаешь, личный самолёт с джакузи, наполненной морской водой, четыре стюардессы.

Милиционер с готовностью полез в фуражку и извлек из-за околыша несколько пятисотевровых бумажек.

— И не церемоньтесь там с этими неудачниками! — напутствовал Зебр. — А то возомнили о себе чёрте чего!

Наконец, присутствующие вернулись на свои места. Сейчас же парадные двери распахнулись, и в зал расхристанной бандой ворвалась съемочная группа со жгучей брюнеткой во главе.

Брюнетка бросилась к Бегемоту и сунула ему в рот свой грушеобразный микрофон:

— Здравствуйте! От имени наших телезрителей поздравляю вас с назначением! Скажите, не повредит ли Ваша новая должность национальным интересам Вытхуяндии?

Сразу две телекамеры взяли лицо Председателя Советующихся крупным планом. Тот поспешил принять авторитарную позу и начал с пафосом:

— С точки зрения банальной логики фрейдо-марксизма, макроэкономика зарождающихся метрополий, даже в условиях политического манипулирования и реинтеграции, имеет градообразующее, я бы даже сказал — базисное значение.

Придворная знать откровенно захихикала. Брюнетка в ужасе прикусила губу.

— Это он с нами разговаривает? — Зебр оглянулся вокруг себя.

Тем временем Хомяков мелкими шажками скользнул в сторону, приоткрыл портьеру и скрылся за ней. Через минуту он уже был в спальне губернатора.

— Молодец, Хомяков! Ох! Я сейчас лопну от смеха! Посмотри, ну и рожи! Выношу тебе благодарность!

Михал Михалыч лежал в своей отмеренной морскими милями кровати и щёлкал пультом, меняя изображения на пяти экранах, встроенных в деревянную панель стены. Один экран транслировал общий вид зала, заполненного людьми, другой — Бегемота, интервьюируемого брюнеткой с телевидения, третий — Зебра, пересчитывающего за спинами вытхуянцев деньги.