Претендент на престол - Владимир Войнович Страница 28

Мальчик, присланный из конторы, нашел Гладышева на лавочкеперед домом, где Кузьма Матвеевич в погожие дни проводил все свободное время«после того несчастья», как он сам выражался. Все замечали, что после урона,нанесенного ему прожорливой Красавкой, Гладышев сильно переменился. Он сталугрюм, необщителен, не вел с односельчанами бесед на научные темы, и даже наогороде его, кажется, с тех самых пор никто ни разу не видел. Больше того,когда Афродита, воспользовавшись случаем, решила вынести из дому горшки с удобрениями,он никак ее действиям не препятствовал.

Сейчас он сидел на лавочке, смотрел в пустое пространство заречкой Тёпой, когда перед ним возник мальчик без головы, голова была скрыта отГладышева его же собственной шляпой. Гладышев приподнял шляпу и узнал вмальчике старшего сына счетовода Волкова Гриньку.

– Дядя Кузя, тебе телефонограмма, – сказал Гринька ипротянул селекционеру полоску желтой бумаги.

Гладышев удивился, ему прежде телефонограмм не носили.Телефонограммы носили членам бюро райкома, депутатам местных советов, иногдачленам правления и активистам. Сердце Гладышева честолюбиво дрогнуло. Но текстпрочесть он не смог, буквы были написаны коряво и мелко. Он разобрал толькосвою фамилию и цифру «10».

– Погоди, – сказал он мальчику и пошел в дом, помахиваяпринесенной бумагой.

Афродита на столе раскатывала зеленой бутылкой тесто длялапши. Геракл сидел на полу посреди комнаты и держал во рту большой палецправой ноги. Помахивая бумагой, Гладышев обогнул Геракла и прошел мимо жены,надеясь, что она спросит, откуда бумага. Афродита посмотрела на него, бумагуувидела, но ничего не спросила. Гладышев нашел сахарницу, вынул кусок рафинада,подумал, отколол половину и вынес во двор мальчику. Затем вернулся в дом заочками. В доме была та же картина, только Геракл сосал теперь левую ногу.Гладышев знал, что очки должны быть на горке, но искать их стал на окне, желаяпривлечь к себе побольше внимания.

– Куда-то очки подевались, – сказал он в нарочитой досаде,шаря руками по подоконнику. – Телефонограмму прочесть надо, а очков нет.

Афродита скатала тесто в рулон и стала резать его на узкиеполосы.

– Телефонограмму, говорю, слышь, прислали, – повторилГладышев громче, переходя от наигранной досады к истинной. – Только чтонарочный прискакал. – Ему самому при этом представился не мальчик Гринька, алихой всадник на взмыленном скакуне.

Афродита, упрямая женщина, опять ничего не сказала, никак невыразила своего восторга по поводу столь незаурядного события. И Гладышевуничего не осталось, как найти очки на своем месте. Он сел к окну, напялил очкина нос, прочел телефонограмму и похолодел. Его вызывали не на бюро райкома, нена сессию райсовета, не на совещание передовиков производства, а совсем вдругое место.

– А-я-я-яй! – завопил Гладышев и схватился за голову.

Геракл так удивился, что вынул изо рта ногу.

Наконец дошло и до Афродиты, что случилось что-то неладное.Она перестала резать тесто и посмотрела на мужа вопросительно. Он продолжалвопить.

– Ты чего? – спросила она.

– И не говори, Афродита, – мотал головой Гладышев. – Пропаля, совсем пропал.

– Да чего ты орешь? – сказала Афродита скандальным визгливымголосом. – Ты скажи толком.

Гладышев перестал вопить, снял очки и сказал тихо:

– Вызывают меня, Афродита.

– Куда? – не могла взять в толк Афродита.

– Куда-куда, – рассердился Гладышев. – Сама знаешь куда. Япро мерина написал в газету. Видать, за это.

Афродита бросила нож на стол и тоже завопила. Сперва онавопила что-то нечленораздельное, потом в ее крике стали различаться отдельныеслова, потом Гладышев понял, что она причитает по нему, как по покойнику.Напуганный происходящим, заплакал и Геракл. Афродита подхватила его на руки изавыла громче прежнего:

– Да на кого же ты нас спокинешь, дите малое неразумное,сиротиночку-кровиночку и вдову горемычную! Кормилец ты наш и поилец, куды же тыот нас уходишь! По миру пойдем побираться, Христа ради будем просить! А кто нампоможет, кому мы нужны? Ай-я-я-яй…

Гладышев был растроган до слез. Раньше Кузьма Матвеевичдумал, что он для Афродиты ничто, ноль без палочки, а тут ви-ишь как убивается.Любит, стало быть, во как! И стало ему на душе так-то сладко, что принял онлицом своим выражение, будто и вправду покойник, и вслушался в причитанияАфродиты, как в хорошую, хотя и печальную музыку. А Афродита вела причитаниядальше, рисуя перед своим слушателем картину безрадостного будущего своего иребенка: