Поющие в клоповнике - Галина Гончарова Страница 28

— Свинья ты все-таки…

— Киса, тебе наскучил этот придурок?

Я перевела глаза на обладателя испитого голоса и сногсшибательного винного запаха. Тип у стойки, точно. Морда с синяками, улыбка до ушей и двенадцать оставшихся зубов.

— А не пойти ли тебе? — предложила я.

— Пошли со мной, не пожалеешь! — предложил наглец. — Уж я тебя так ублажу!

— Лично с тобой я соглашусь пойти только к виселице, и то, если тебя будет вести палач, а меня попросят намылить веревку, да еще и заплатят за это правильное дело. — огрызнулась я.

Тип переварил мои слова и с ревом бросился бить мне морду. Я развернулась на стуле и подставила ему ножку. Нахал пролетел половину зала и с грохотом вписался в стойку. Хозяин трактира выплеснул на него кувшин с водой. Первый раунд окончен!

Тип встал и опять попер в мою сторону. Я начала медленно разминать пальцы, готовясь превратить недоумка в лягушку, чтобы квакал и прыгал, но меня перебил Терн. Он встал из-за стола и взял типа за шиворот и штаны. Потом посмотрел в сторону открытой двери.

— Промахнешься, — уверенно сказала я.

— На что спорим?

— Предлагай сам?

— На поцелуй, — выдал наглый элвар.

— В щечку, — дополнила я.

— Согласен. Извини, скрепить не удастся. Но ты ведь не откажешься от своего слова?

— Я всегда плачу долги по первому требованию!

— Договорились.

Терн резко развернулся вокруг своей оси. Пьяница, все это время висевший тихо, как ленивец на дереве, заорал. Так, с воплем, он вылетел за дверь и приземлился в большую грязную лужу посреди двора. Зрители зааплодировали.

— В следующий раз буду спорить осмотрительнее, — пожалела я.

— Посмотрим. Долг я спрошу потом, когда сниму эти повязки.

— Хорошо. Ты уже позавтракал?

— Да.

— Тогда пойдем, поищем Кана.

Мы расплатились и вышли на улицу. Пьяница так и не вылез из лужи.

— Стоило ли так нарываться? — спросил Терн.

Я передернула плечами.

— Я и сама бы с ним справилась. Это несложно.

Мы медленно шли по деревне, разговаривали ни о чем, смеялись, Терн купил две палочки мороженого у уличного продавца и мы уселись на скамейку, временно позабыв о Кане.

— Сто лет уже так не сидел, — вздохнул Терн.

— А сколько тебе лет? — не удержалась я.

— Сто двадцать пять лет ровно.

У меня глаза на лоб полезли. СТО ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ? Мне всего двадцать шесть, а в восемнадцать лет я уже считала себя слишком взрослой.

— Ты всерьез?

— Я совершенно серьезен.

— Никогда бы не подумала! Ты выглядишь…

— На сколько? На сто двадцать четыре года?

— Мальчишка! Честно говоря, я не дала бы тебе больше восемнадцати.

— Я тоже не сказал бы, что тебе двадцать шесть.

— Спасибо.

— Нет, серьезно! Вы, люди, по сравнению с нами однодневки, но о тебе я такого бы не сказал. Ты не просто выглядишь молодо, ты молода и душой!

— Это и неудивительно. Мне предстояло жить не больше семидесяти лет, там, в моем мире! Здесь же мне подарили еще больше тысячи лет жизни при удачном стечении обстоятельств. И я счастлива! А сколько живут элвары?

— Теоретически — около трех-четырех тысяч лет.

— А практически?

— Много элваров погибнет на этой проклятой войне, Ёлка. И им будет гораздо меньше, чем даже тысяча лет. Я тоже мог бы умереть, но я чудом спасся. И должен признаться, я боюсь смерти! Ужасно, когда теряешь пятьдесят лет жизни, но когда перед тобой несколько тысяч лет!? Я так люблю жизнь!

Я кивнула. Я отлично понимала его.

— Один мудрец из нашего мира сказал примерно так: "Пока есть я — смерти нет, а когда придет она — не будет меня". И мне тоже это страшно. Но зачем думать и говорить о смерти? Чудесный день, солнце, птицы, цветы, кстати говоря, мороженое! Давай наслаждаться тем что есть! Жизнь — прекрасна!

— Согласен! — Терн отбросил в сторону палочку от мороженого. — Пойдем искать твоего приятеля.

Кана потерять не удалось. Стоило нам свернуть за угол, как из маленького и довольно бедного дома вылетел Кан. За ним мчался на веревке черный козел с наглыми желтыми глазами и весьма острыми рогами. Время от времени козел взмекивал и бросался в атаку. Кан подпрыгивал и уворачивался, весьма развлекая местную детвору и парочку зевак постарше.

— Что здесь происходит? — спросила я, изо всех сил стараясь быть серьезной. Но уголки губ так и разъезжались в стороны. Уж очень потешно выглядел мой приятель. Терну было легче. Он-то в бинтах, так что может улыбаться хоть во весь рот, все равно незаметно. Но плечи у него все равно как-то подозрительно подрагивали.

— Это мой гонорар, — мрачно объяснил приятель, в очередной раз подпрыгивая вверх.

— Гонорар? За что?

— Я тут одного типа вылечил. Его медведь сильно порвал. Он мне и предложил взять козла. Дескать, семья небогатая, денег у них нет, так хоть натурой.

— Лучше бы натурой, — фыркнул Терн.

— М-да, жадность фраера сгубила. По-хорошему, они тебе еще и доплатить должны были, чтобы ты его забрал.

Козел взмекнул и опять пошел в атаку. На этот раз на меня. Я увернулась и подпрыгнула.

Знакомиться с рогами мне совершенно не хотелось.

— А то за чем тебя послали, ты купил?

— Нет еще. Только коней продал. Вот деньги.

Кан предъявил довольно увесистый кошелек. Я кивнула.

— Хорошо. Мы с Терном пойдем покупать, а ты стой здесь.

— Почему так!? — Кан был искренне возмущен.

— По козлу и капусте, — ехидно ответила я. — Это твое приобретение? Твое. Вот и мучайся с ним.

— Еще бы, — заржал кто-то в толпе. — Это ж козел деда Джанка, такой сволочной скотины небось во всем Кейротолле нету!

— И дурака, который согласится купить эту скотину в вашей деревне тоже нету, — для проформы уточнила я у толпы.

Могла бы и не уточнять. Мычание, выкрики и прочие проявления народного голоса сливались в одно решительное "нет". Ну и правильно. Я бы тоже такую скотину не купила. Тем более, что козлом от него разит, как от целого скотного двора.

— Так что оставайся, — я потрепала Кана по щеке. — Жди меня и я приду, только очень жди. Ждите, — поправилась я и зашагала подальше от козла. Терн развел руками и последовал за мной.

— Ты поступила жестоко.

— А он!? Навязал на нас эту бодучую и вонючую скотину! Как золотой слиток у утопающего. И мешается, и выкинуть жалко! Да если бы хоть толк был! Вот ведь жадина! Мы и так весьма разжились деньгами, нет, ему еще захотелось! Пусть сам теперь мучается, как тот утопленник.