Сказки для Марты - Дмитрий Дейч Страница 26

С о к р а т. Федонд, я искренне рад. Не знаю позволят ли нам здесь музицировать, но, в любом случае, благодарю тебе уже за то, что ты решил навестить преступника.

Ф е д о н д. Я не думаю, что Муза нуждается в разрешении тюремщиков, и если тебе будет угодно, охотно поиграю сегодня.

С о к р а т. Мне бы очень этого хотелось. Но прежде чем ты достанешь свою кифару, Федонд, я хотел бы узнать почему твои друзья полагают тебя неискушённым в философии?

Ф е д о н д. Да ведь это - истинная правда, Сократ. Я прихожу к Филолаю слушать. У него хороший голос.

С о к р а т. Выходит, что тебе довольно музыки, и нет нужды пользоваться речью, чтобы излить себя?

Ф е д о н д. Верно. Я не люблю говорить.

С о к р а т. Всё же, я хотел бы, чтобы ты поговорил со мной. Надеюсь, ты не откажешь человеку, который должен вскорости умереть?

Ф е д о н д. О чём ты хочешь говорить?

С о к р а т. Расскажи мне о музыке.

Ф е д о н д. Я лучше поиграю.

С о к р а т. Поверь, милый Федонд, я прошу тебя говорить не для того, чтобы устроить состязание. В течении жизни мне часто являлся один и тот же сон, правда, видел я не всегда одно и то же, но слова слышал одинаковые: «Сократ, твори и трудись на поприще Муз». В прежнее время я считал это призывом и советом делать то, что я и делал, ибо высочайшее из искусств - это философия, а ею-то я и занимался. Но теперь, после суда, когда празднество в честь бога отсрочило мой конец, я решил, что, может быть, сновидение приказывало мне заниматься обычным искусством, и надо не противиться его голосу, но подчиниться. И вот, приступив к поэзии, я понял, что поэт должен творить мифы, а не рассуждения. Но ведь помимо поэзии есть и музыка, и танец, и прочие искусства. Мне жаль, что всё это осталось для меня непознанным. Я бы хотел понять что чувствует музыкант, когда играет, в чём его тайна, но, боюсь, у меня не осталось времени узнать это из собственного опыта, поэтому и спрашиваю тебя.

Ф е д о н д. Я всегда полагал, что говорить о музыке - пустое.

С о к р а т. Выходит, музыка достаточно умна, чтобы говорить самой. Представь, что музыка желает сказать то же, что и всегда, но на этот раз - пользуясь человеческими словами и эпитетами, пользуясь твоим собственным языком. Пусть речь твоя перестанет думать о себе и сравнивать себя с речью философов. Нас не интересует насколько искусно ты говоришь, но лишь то, что ты можешь сказать. Если же ты заблудишься по дороге, обратись мысленно к своей Музе, и она подскажет нужные слова.

Ф е д о н д. Я готов попробовать, Сократ, если это доставит тебе удовольствие.

С о к р а т. Тогда давай начнём с самого главного. Верно ли, что музыка имеет божественную природу и дана нам, смертным, для утешения и очищения?

Ф е д о н д. Я так не думаю.

С о к р а т. Начало многообещающее. Давай попробуем разобраться с чем именно ты не согласен.

Ф е д о н д. Давай. Что такое по-твоему божественное и что - смертное?

С о к р а т. Мне кажется, что божественное создано для власти и руководительства, а смертное - для подчинения и рабства.

Ф е д о н д. Филолай согласился бы с тобой.

С и м м и й. Филолай в Фивах. Говори за себя, Федонд.

Ф е д о н д. Я не уверен, что божественное и смертное разнятся между собой, и этому как раз научила меня музыка.

К е б е т. Зевс свидетель, Федонд, я никогда не слышал от тебя ничего подобного!

С о к р а т. Это потому, что тебе не приходило в голову, что музыкант может говорить членораздельно. Боюсь, я тоже долгое время так думал, но теперь вижу, что заблуждался… И всё же, Федонд, как божественное и смертное могут не разниться между собой? Не хочешь ли ты сказать, что не видишь разницы между людьми и богами?

Ф е д о н д. Разница эта слишком очевидна, слишком зрима, чтобы быть истиной. Тебе кажется, что тело относится к смертной части существа, а душа к божественной, не правда ли, Сократ?

С о к р а т. Верно. Душа подобна бессмертному, умопостигаемому, единообразному, постоянному и неизменному, а тело - смертному, многообразному, тленному, непостоянному и постигаемому не умом.

Ф е д о н д. Давай тогда разберёмся: в каком смысле, каким образом тело постигается «не умом», как ты только что сказал. И для того, чтобы понять это, обратимся к музыке.

С о к р а т. С удовольствием.

Ф е д о н д. Верно ли, что когда музыка привлекает наше внимание, то первым на её звуки реагирует тело? Замечал ли ты, Сократ, что порой думаешь о чём-то своём, но в то же время отбиваешь ритм рукой или притоптываешь ногой в присутствии играющих музыкантов?

С о к р а т. Замечал, и не раз.

Ф е д о н д. Что же заставляет тело совершать все эти странные движения, если душа, которая по твоим словам создана для руководства, занята совсем другим?

С о к р а т. Я думаю, что душа заставляет тело двигаться таким образом, отзываясь на звуки музыки.

Ф е д о н д. Выходит, что душа это делает, сама о том не зная? Где же тогда её божественное начало, способное объять всё сущее?

С о к р а т. Пока человек жив, душа крепко связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать всё сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решётки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве. Поэтому она не способна постичь самое себя, Федонд.

Ф е д о н д. По-твоему тело - тюрьма для души, и лишь смерть отпускает душу на волю?

С о к р а т. В этом моя надежда - надежда философа, и человека, который собирается умереть.

Ф е д о н д. Я бы не хотел лишать тебя надежды, Сократ.

С о к р а т. Ты говоришь так, будто наверное знаешь, что я не прав.

Ф е д о н д. Я знаю лишь то, что говорит мне музыка.

С о к р а т. Продолжай, прошу тебя. Я вижу, что напрасно не познакомился с тобой раньше.

Ф е д о н д. Музыка подсказывает мне, что тело и душа - едины.

С о к р а т. Означает ли это, что душа телесна?

Ф е д о н д. Это означает, что тело - не просто груз или тюрьма души, но необходимая составная её часть: как палец музыканта, который может показаться кому-то отдельным органом, на деле всецело зависит от существования кисти и вряд ли дотянулся бы до струны, не будь у меня локтя или плеча…

С и м м и й…или головы. Всё это тебе сообщила музыка?

Ф е д о н д. Также она сообщила мне, что тот, кто заботится о душе, пренебрегая телом - теряет, а не приобретает. Я слышал от Филолая (думаю, ты с ним согласился бы, Сократ), что истинный философ гонит от себя желания тела, крепится и ни за что не уступает телу, не боясь разорения и бедности, горя и нужды.

С о к р а т. Прекрасно сказано, Федонд.

Ф е д о н д. И ты, конечно, принимаешь тело за обузу, думая что душа должна жить, лелея собственные свои, отдельные от телесных, стремления, а после смерти - отойти к тому, что ей сродни, и навсегда избавиться от человеческих бедствий.