Мемуары Мойши - Хельга Графф Страница 25

– Да я… да это… запросто! А орудия пыток с собой приносить? Ну… скалку там… сковородку, у меня еще гантели есть и топор!

– У нас тут истязают, – строго заметил начальник, – а не убивают! Verstanden?

Истязать – это все-таки не полы мыть, стоя раком в заводской столовой или в поте лица обтирать вонючие унитазы.

– Кстати, чуть не забыл, – Макс стал объяснять мне нюансы новой работы, – обливание шампанским для приведения в чувство стоит сто марок за бутылку, коньяком – сто пятьдесят, а водку даешь бесплатно, вместо анестезии. Твое прозвище будет… – он на секунду задумался, – «развратная медсестра»…

Моя сумочка со стуком упала на плиточный пол.

– А почему именно медсестра? И почему развратная?

Директор нахмурился и отшил меня:

– Почему, почему, что кончается на «у», а закончится на «и», ты сюда не приходи!

Поэт, блин, нашелся!

Что ж, развратная, так развратная! В конце месяца надо внести очередной платеж за аренду, телефон, электричество, отопление и так далее, и для оплаты всех этих расходов станешь не только развратной медсестрой, но и монашкой-маньяком! Главное, чтобы сдачи не дали, когда я начну их пытать, а то так всю дальнейшую жизнь и буду ходить с разукрашенной физиономией.

Левка, узнав от меня о роде занятий, с помощью которых я собиралась содержать семью, плюнул, хорошо не в морду, и сказал:

– Проститутка ты конченая! Лучше уж в центре города милостыню просить, чем продаваться шизанутым мужикам!

– А… вон оно как?! Может, сам пойдешь по миру с протянутой рукой? Тебе бы тоже не мешало подсуетиться. Я устала, как ишак, везти повозку с тобой! Хотя… кто тебе подаст-то? Может, и подадут, конечно, но только камень в твою протянутую руку! Альфонс несчастный!

Сдержаться Левка уже не мог и хотел дать мне по шее, но в моих руках в мгновение ока появилась разделочная доска. Отлично, вот и тренировочка перед первым сеансом садо-мазохизма. Против лома нет приема, и Лев отступил. Ушел и заперся в комнате (кстати, сидел там три дня!)… ну и пошел к черту! И тут я подумала о том, что Машка-то, возможно, и права. Вот так корячимся всю жизнь, распинаемся перед этими дурацкими мужьями, что особенно обидно, перед бедными и старыми, не изменяем им и все равно проститутки. Вот, твою мать, жизнь, а?! Я так разозлилась на мужа, что решила: если подвернется какой-нибудь хлопец – своего не упущу. А то не изменяешь – проститутка, изменяешь – тоже, разумеется, проститутка. Как-то несправедливо получается!

Мой рабочий день, вернее, вечер на новом месте начался с костюмерной. Развратной медсестре следовало выглядеть непристойно, поэтому меня облачили в микроскопическую юбочку и лакированные, на бесконечном каблуке, сапоги. Из откровенного декольте вылезала несколько поникшая от устойчивого безденежья грудь. И как я ни заталкивала ее обратно, как ни старалась, сидеть в своем новом «домике» она и не собиралась! Когда ты носишь бюстгальтер седьмого размера, а тебя запихивают в нулевой, то бюст, естественно, как дрожжевое тесто, выползает со всех сторон. О том, что я медсестра, говорил передник с красным крестом, по форме напоминающий фартук Малюты Скуратова, и белая шапочка на макушке, нелепо сидящая на мне, как головной убор буфетчицы. Не знаю, какие могут быть истязания, когда я едва держалась на высоченной неустойчивой шпильке. Разбитная коллега Оксана, подбиравшая наряд, напомнила мне, что этот каблук используется еще и как орудие производства, так и сказала:

– Если будут выть, воткни прямо в пузо! Сразу заткнутся!

В руки мне всучили кнут и огромную восковую свечу, предупредив, что раскаленный воск, вылитый на тело, это одна из самых любимых примочек клиентов.

– С богом! – напутствовал меня Макс и добавил: – Думай о зарплате, милашка!

Хм… милашка! Тут и пытать-то никого не надо. Как предстану перед извращенцами в таком виде, так сами сразу разбегутся! Да…дорогой же ценой достается мне побег с родины! Сейчас, шарахаясь в темноте, спокойно возвращалась бы с занятий кружка Дома творчества, а здесь приходится осваивать развратную профессию «домины», как назвал Макс мою должность. Главное, чтобы не сняли на видео мою нынешнюю развратно-маниакальную деятельность, а то представляю, как «обрадуются» мои родители, увидев единственную дочь в таком позорно-безобразном виде! Хотя… если узнают размер месячного заработка, может, еще и гордиться начнут. Кто знает?! А еще начальник сообщил, что если я буду хорошо работать, то меня внесут в список порноактеров для получения кинопремии в номинации «Лучшая домина Европы и окрестностей». Интересно, почему на кинопремию? Я же не снимаюсь в фильмах для взрослых?! А вообще, было бы круто стать великой «доминой», богатой и знаменитой, хотела бы я тогда взглянуть на Левкину постную физиономию.

Заблудившись в своих мечтах, едва не рухнула с сапог-ходуль, пришлось плестись до камеры пыток, цепляясь за стенки бесконечного коридора.

Добравшись до двери, осторожненько заглянула в маленькое окошечко и обомлела. Посреди камеры на карачках, с ошейником на шее стоял исполин с совершенно круглой рязанской веснушчатой мордой, и я очень пожалела о том, что не взяла с собой гантели или молоток! Черт, да он меня одним щелчком прикончит! Что делать? Может, ну ее, эту желанную фантастическую зарплату? Меня одолевали сомнения… Но тут перед глазами всплыла разъяренная харя хозяина нашего жилья, и я на полусогнутых вползла на свое рабочее место. Едва нарисовалась в поле зрения клиента, как этот гоблин с криком кинулся к моим ногам и уцепился за мою неустойчивую порнографическую обувь. Я, словно электрик, балансирующий на стремянке, зашаталась, пытаясь вырваться из лап мазохистского маньяка, и, заплетаясь, на таком же, как у него, неважном немецком произнесла:

– Айн момент… битте… херр…

И тут клиент заголосил по-русски:

– Я Толик Кемеровский, систер, сделай мне больно!

Сердце рухнуло в пятки. С немцами еще можно справиться, они все-таки неагрессивны, а что делать с этим? «Кемеровский», «Магаданский», «Южно-Колымский»… Если сделаю ему больно, от меня ничего, кроме этой дурацкой шапки, передника и сапог, не останется! «Эх, братан, – хотела я сказать ему, – в твоем Кемерово тебе могут доставить такую боль, что взвоешь, чего ты сюда-то приперся?!» На выручку пришла мысль о зарплате, и я, кое-как взяв себя в руки и надев зверское выражение прожженной «домины», хрипло сказала:

– Ну что, бразерс, покувыркаемся?

В общем, Толик получил свою порцию боли и кайфа, да так, что унесли его на носилках. Правда, улыбнувшись напоследок, он успел вынуть из трусов пятисотенную бумажку, которую сунул в мою трудовую ладошку и прошептал:

– Теперь, систер, только к тебе! Мерсибо!

Вот молодец! С таким и работать приятно, всё же наш пацан!

Из чаевых, в качестве премии, Макс оставил мне целых три сотни, и я уже обрадовалась, что если дело и далее пойдет так легко и играючи, то денег будет валом, но… не тут-то было. Вслед за добрым и щедрым Толиком Кемеровским потянулись зануды-иностранцы, и как из ящика Пандоры посыпались бесконечные жалобы. Один идиот не смог после сеанса отскрести от воска свою лысину, хотя сам просил меня о таком кайфе; другой нечаянно долбанулся башкой о пол, когда я не очень аккуратно снимала его с дыбы; третьему показалось, что «госпожа», то бишь я, не очень благосклонно посмотрела на него, когда он притащил мне в зубах свои грязные ботинки. А уж о чаевых оставалось только мечтать! Я уже начала подумывать о том, чтобы взять их в заложники и не выпускать до тех пор, пока они не вознаградят свою «госпожу»! Эх, хоть бы пара таких «Кемеровских» – и о финансовых проблемах можно было бы позабыть навсегда, но…