Чушь собачья - Евгений Лукин Страница 22

– Брешут! – в восторге выпалил кто-то.

Ратмир улыбнулся. Дина Григорьевна, напротив, нахмурилась и чуть подалась вперед, высматривая, кто это там без команды подал голос.

– Преувеличивают, – мягко поправил Ратмир. – Но суть не в этом. Главное, что сусловчане в результате завоевали все мыслимые права, в том числе и право на собачью жизнь. Однако возникает вопрос… – Он вновь приостановился, оглядел серьезные внимательные мордочки. – Почему именно собаки? Есть же ведь и другие домашние питомцы: канарейки… бурундучки…

Вкрадчиво произнесенная фраза была заготовлена заранее и сработала безотказно. Класс обезумел. Хохотали с завизгом. Мысль о том, что кто-то может работать бурундучком, показалась нестерпимо смешной. Толстячок на передней парте раздвинул щеки, округлил глазенки и, втянув голову в плечи, мелко застриг выставленными напоказ передними зубами. Получилось довольно похоже.

Чувствуя, что овладел аудиторией, Ратмир покосился на строгий и, как сказали бы в девятнадцатом веке, длинночутоватый профиль Дины Григорьевны. Кажется, та была довольна.

– Собака, – переждав заливистый ребячий смех, проникновенно пояснил он, – не просто первое животное, прирученное человеком. Рискну сказать, что собака – лучшее из человеческих творений. Вы спросите: «А как же ракеты? Компьютеры?» Да, конечно. Ракеты. Компьютеры. Но они ведь, согласитесь, не живые. Бездушные. А в собаке человек хотел видеть не просто помощника, он хотел видеть прежде всего друга и поэтому стремился вложить в нее все лучшее, что было – или чего не было – в нем самом: верность, преданность, честность… – Ратмир насупился, крякнул и зачем-то огладил оттопыренный правый карман джинсов.

– А кошкой работать можно? – прозвенел жалобный голосочек.

– Руку, руку поднимать надо, если хочешь спросить! – немедленно одернула Дина Григорьевна.

Слово «кошка» Ратмира покоробило, но внешне на нем это не отразилось никак.

– Нет, – несколько отрывисто ответил он. – Кошкой работать нельзя. Это животное лишено понятия дисциплины, оно по природе своей не может ни служить, ни работать… Поймите меня правильно: лично я ничего против них не имею. Экстремалы наподобие булгаковского Шарикова с их незабвенным «душили-душили» симпатии у меня не вызывали и не вызывают. Да, я преследую кошку, но исключительно из охотничьего азарта. Без азарта в нашем ремесле – запомните это накрепко! – вообще ничего не достигнешь. Как, наверное, и во всяком другом… Взять исследователя или еще лучше – следователя. Вот он раскручивает уголовное дело, реализует, так сказать, свой охотничий инстинкт. И конечная цель его – отправить виновного за решетку. Дальше он теряет к нему интерес – во всяком случае, до следующего преступления. А моя задача – загнать кошку на дерево. Что с ней будет дальше – уже ее забота… Но я даже не о том. Кошка – это совершенно иная, а самое главное, чуждая нам психология. Не могу не вспомнить мой любимый анекдот. Старый-престарый…

Заскучавшие было детишки встрепенулись, уставились, предвкушая. Дина Григорьевна занервничала, тревожно повела длинным хрящеватым носом. Лада почему-то сидела, надув губешки.

– А анекдот такой. Пес лежит, думает: «Хозяин меня кормит, поит, лечит… Наверное, он – Бог. Кот лежит и думает: „Хозяин меня кормит, поит, лечит… Наверное, я – Бог…“

Снова засмеялись: бонна – с облегчением, детишки – несколько разочарованно. Лада не засмеялась вообще. Ратмир повысил голос:

– Кошка – эгоист, не имеющий ничего святого. В отличие от собак. Не знаю, правда это или нет, но мне говорили, будто в Советском Союзе спецслужбы брали на карандаш каждого кошковладельца, справедливо полагая, что такой человек просто не может не набраться от своего… м-м… любимца… подрывных антигосударственных идей. И, видимо, не случайно на значках легионов Спартака, едва не погубившего своим восстанием Римскую империю, была изображена именно кошка, а не какой-либо другой зверь… Однако вернемся к нашим барбосам. (Смех в классе.) В принципе любое животное может совершить подвиг, если речь идет о дележе добычи или о сохранении потомства. Та же, скажем, кошка проявляет чудеса героизма, защищая своих детенышей. Но пожертвовать жизнью из чувства долга, то есть из принципа – на такое способны только люди и псы! Причем чаще псы, чем люди. Почему? Да потому что человек, повторяю, постарался вложить в собаку лучшие свои качества. Лучшие! Проделайте простой опыт: читая о чьем-либо самоотверженном поступке, мысленно замените фамилию героя собачьей кличкой – и вы увидите, что подвиг как будто слегка потускнел. И это вполне понятно, поскольку собаке, в нашем понимании, вообще свойственно совершать подвиги. Для нее это в порядке вещей… А теперь для сравнения возьмите историю о преданном верном псе, погибшем, защищая своего хозяина, и произведите в ней точно такую же перестановку, только наоборот. Замените кличку фамилией! Вы поразитесь: какой исключительный был человек!.. Ратмир передохнул и взял на полтона ниже: – И, естественно, на каком-то этапе истории люди обратили внимание, что собаки, которых они сами и вывели, превосходят своих создателей в моральном плане. Начался обратный процесс: человек начал подражать псу… Ваша школа носит имя Диогена Синопского. Не зря же этот удивительный древнегреческий мудрец называл себя собакой и жил в конуре. Большинство источников, правда, утверждают, что в бочке, но, честно сказать, оба перевода неточны. На самом деле Диоген жил в пифосе – большом глиняном сосуде. И логично предположить, что старые пифосы вполне могли использоваться древними греками в качестве собачьей конуры… Далее! О благородном человеке без страха и упрека мы обычно говорим: «Вот настоящий рыцарь» А в древности таких людей называли «псы-рыцари». Впоследствии этому выражению стараниями Карла Маркса был придан отрицательный окрас, что вполне естественно, поскольку вождь мирового пролетариата, как говорят, недолюбливал собак, видя в них защитников отживающего, по его мнению, строя…

Как и предвидела Дина Григорьевна, ни в полчаса, ни даже в сорок пять минут оратор не уложился. Звонок прервал его на полуслове. К счастью, вопросов почти не было – получив разрешение идти на перемену, притомившийся, чтобы не сказать – одуревший, выводок ринулся к дверям. В помещении остались только Лада и двое дежурных.

– Ну и почему песики такие сердитые? – осведомился порядком измочаленный Ратмир, возлагая руку на капризно дернувшееся плечико дочери.

– Конечно! – разобиженно буркнула она. – Со всеми – как со взрослыми, а дома со мной – как с маленькой…

Фыркнула – и припустила со всех ног за остальными. Да. Постаралась Регина. Как говорят собаководы: в себя потомство отпечатала.

– Большое вам спасибо, Ратмир Петрович, – сердечно поблагодарила бонна. – Было очень, оч-чень интересно. Всё-таки одно дело, когда рассказывает преподаватель, и совсем другое, когда специалист… А что, Карл Маркс действительно недолюбливал собак?

– Пес его знает… – рассеянно отвечал бронзовый призер. – Наверное…

Городским транспортом Ратмир предпочитал не пользоваться. Окраины его не интересовали, а до любого объекта в центре проще добраться на своих двоих. Тем более что после публичного выступления он чувствовал себя усталым, как собака. Пешая прогулка и сто пятьдесят граммов хорошего коньяка в подвальчике Адмирала были ему теперь просто необходимы.