Перемещенное лицо - Владимир Войнович Страница 2

Присвоение Ивану Кузьмичу Дрынову очередного генеральскогозвания и звания Героя Советского Союза, естественно, привлекло к себе вниманиесоветских журналистов. Тем более что случилось это в начале войны, когдаКрасная Армия на всех фронтах отступала и генералов чаще расстреливали, чемнаграждали. А тут генерал оказался обласкан властью, и ходили слухи, что личнотоварищ Сталин пил с ним чуть ли не на брудершафт. Конечно, журналисты кинулиськ генералу со всех сторон, но расторопнее всех оказался, как всегда,корреспондент «Правды» Александр Криницкий, уже писавший о подвигах Дрынова.Будучи лично знакомым с генералом и представляя главную партийную газету, онпрежде других добился у Дрынова повторного приема. Прием состоялся вподмосковном санатории, куда генерал был послан для короткого отдыха ивосстановления сил.

Криницкий нашел генерала прогуливающимся по ковровымдорожкам первого этажа в полосатой пижаме с прикрученной к ней Золотой Звездой.Они устроились в холле под фикусом. Криницкий достал из полевой сумки блокнот,а Дрынов из кармана – пачку папирос «Северная Пальмира». Отвечая на вопросыжурналиста, он сказал, что, хотя ему и удалось провести блестящую военнуюоперацию, не надо забывать, что подобные удачи бывают у генералов только тогда,когда отважно воюют руководимые ими солдаты. Тут к слову он вспомнил о Чонкинеи подробно рассказал Криницкому о подвиге этого бойца. О том, как тот, защищаясамолет, совершивший вынужденную посадку, героически сражался с целым полком,но теперь уже, с каким именно полком, уточнять не стал.

Поскольку участники беседы были сильно выпивши, рассказгенерала Криницкий запомнил неточно, а блокнот свой по дороге в редакциюпотерял. Пытаясь восстановить рассказ Дрынова, он вспомнил, что Чонкин охранялсамолет, на котором сам же как будто и прилетел. Поэтому Криницкий решил, чтоЧонкин был летчиком. Дальше нехватку материала он восполнил полетом своейжурналистской фантазии, которая его никогда не подводила. Это, кажется, именноон создал миф о двадцати восьми героях-панфиловцах, вошедший в учебники историикак неоспоримый факт подвига, при котором он сам почти как будто присутствовал.Этих героев, якобы принявших неравный бой с немецкими танками и погибших уразъезда Дубосеково, он придумал и приписал мифическому комиссару Клочковумифическую фразу, которую тоже, естественно, сочинил и которой гордился досамой смерти: «Отступать некуда, позади Москва!» Да и не только гордился, нокаждого, кто сомневался в полной или хотя бы частичной достоверности легенды,подвергал в печати такой резкой критике, что на долю усомнившегося выпалибольшие испытания.

Вот и о подвиге летчика Чонкина Криницкий сочинил очерк,который в редакции был признан лучшим материалом недели, а потом и месяца и былвывешен на специальной доске. Криницкий целый месяц ходил чрезвычайно довольныйсобой, гордо выпятив грудь и живот. Впрочем, нет, не месяц, он всегда ходил,гордо выпятив все, что мог, потому что через месяц оказывалось, что к завистиколлег-журналистов он опять написал лучший очерк о том, чего не видел. Газета сочерком о Чонкине разошлась по всей стране и могла бы сразу дойти доДолговского района, но не дошла, потому что район был еще оккупирован немцами,читавшими в основном газету не «Правда», а «Фёлькишер беобахтер».