Летняя гроза - Пэлем Грэнвил Вудхауз Страница 19

Перечитав полдюжины страниц, написанных после ленча, Галахад Трипвуд прикрепил их медной скрепкой к корпусу своего труда и положил в стол с той нежностью, с какой молодая мать кладет ребенка в колыбель. Дневную порцию он сделал. Встав с кресла, он зевнул и потянулся.

Как утверждают серьезные мыслители, счастье – в том, чтобы делать счастливыми ближних; а небольшой анекдот, который он только что вписал, должен был обрадовать многих. Да, сэр Грегори из Матчингема не разделит их радости, ибо речь шла о креветках; но первый урок, который нужно усвоить писателю, – на всех не угодишь.

Покинув комнату за библиотекой, Галли спустился вниз и увидел Биджа. Тот высился у чайного стола, отрешенно взирая на блюдо, где лежали сандвичи с анчоусами; и Галахаду показалось, что он очень расстроен. Глядел он как-то странно, затравленно, словно кого-то убил и беспокоится, что найдут тело. Более опытный физиономист разгадал бы этот взгляд. Именно так глядят дворецкие, когда, поборов совесть, поддадутся на уговоры и украдут хозяйскую свинью.

– Бидж! – окликнул его Галахад еще с лестницы, ибо вспомнил, что надо скорей расспросить о чудаковатом генерал-майоре, у которого тот раньше служил. – Что с вами? – прибавил он, поскольку Бидж взвился в воздух, душераздирающе дрожа. «Дворецкий, – подумал Галли, – не вспугнутый олень. Или то, или это».

– Простите, сэр?

– Почему вы скачете? – спросил Галли. – Я и раньше замечал. Вот, скачет, – обратился он к своей племяннице, которая понуро брела в гостиную. – Я окликнул его, а он трясется, как раненый кит.

– Да? – безжизненно отозвалась Миллисент, упала в кресло и взяла книгу. Примерно такое могло привидеться Ибсену в печальную минуту.

– Простите, мистер Галахад.

– Не в том дело. Главное – не скачите. Если разучиваете шимми, бросьте, мой вам совет. Нет нужной прыти.

– Я простудился, сэр.

– Хлопните виски с яйцом. Как рукой… А чья это машина?

– Миледи заказала, сэр. Они едут с мистером Бакстером встречать поезд четыре сорок.

– Кого-то ждут?

– Американскую гостью, сэр. Мисс Скунмейкер.

– А, да, помню. Скунмейкер… Знал я одного Скунмейкера, мы даже дружили. Прекрасный человек. Смешивал самый лучший джулеп в Америке. Вы пили джулеп?

– Не припомню, сэр.

– Пили бы, запомнили бы. Коньяк, мята, лед. Ласков, как младшая сестричка, и – хлоп! – судья говорит: «Штраф пятьдесят долларов». Лорда Эмсворта не видели?

– Милорд говорит по телефону.

– Да не скачите вы! – вскричал Галахад, ибо дворецкий снова дернулся.

– Простите, сэр. Я просто вспомнил. Вам звонили – из Оксфорда, проездом. Я не хотел вас беспокоить.

– Кто именно?

– Не понял, сэр. Плохо слышно. Что-то связанное с театром.

– С театром?

– Да, сэр. Со сценическим искусством. Я решился сказать, что вечером вы дома. Он прибудет после чая.

И дворецкий удалился, а Галахад обернулся к Миллисент.

– Знаю, кто это, – сказал он. – Вчера получил письмо. Антрепренер, некий Мейсон. Мы когда-то общались. У него есть французская пьеса, просит переделать на Англию времен моей молодости.

– Да?

– Неплохая мысль. Имя Галахада Трипвуда скоро прославится. Отбоя не будет от посетителей. Приедут узнать, не пишу ли я о них.

– Да? – опять сказала Миллисент.

– Что с тобой?

– Ничего.

– Так почему ты такая?

– Какая?

– Ну, бледная. Как будто встретила букмекера, которому ты должна.

– Мне очень хорошо.

Галахад хмыкнул:

– Прямо сияешь! Что у тебя за книга?

– Тетина. О теософии.

– Ну что это! В твои годы… Я понимаю, Кларенс. Если человек может так привязаться к свинье, ему теперь плохо. Но вы все! Роналд бродит как печальный помидор. А Бидж! А этот Кармоди!..

– Он меня не интересует.

– В этом доме есть тайна, – продолжал Галли, – и она мне не нравится. Сам Эдгар По такого не напишет в пасмурный день. Будем надеяться, эта девица повеселее. Если она в отца, характер у нее хороший. Куда там! Окажется, что она размышляет о положении в России. Что теперь за молодежь! Мрачные. Замкнутые. В мое время девушка твоих лет не читала всякую чушь.