Три мушкетера в Африке - Енэ Рейтэ Страница 19

Но и папаша Потрэн шагает с нами в Игори собственно говоря, он возглавляет этап. Сколько бед обрушилось на него, бедолагу, тех пор, как пропал злополучный мешок с недельным жалованьем легионеров! Уму непостижимая история.

Не будь Потрэн известен как безупречно храбрый солдат с долгим послужным списком, идти бы ему под трибунал. А так он идет… всего лишь в Игори. Идет во главе колонны, однако, когда обходит строй, окидывает нас странным взглядом, вроде как гневается на нас за что-то. Помимо пятикилограммовых узелков, экипированы мы изрядно. Селим, дряхлый владелец кофейни, притащил нам в пустыню всякой всячины, когда уже закончились все проверки. Но и мы его отблагодарили, деньжат мелочью у нас набрался целый мешок.

Вот уже двое суток длился наш марш по Сахаре. Жара – адская, а разговоры время от времени возвращаются к судьбе несчастного Франсуа Барре.

– Черт бы побрал этого Турецкого Султана! – возмущается Хопкинс, исходя потом; можно подумать, будто из него вытапливается жир. – Обещал заняться моим делом, а сам и не чешется!

– И копию письма Франсуа почему-то забрал у мадемуазель.

Альфонс Ничейный недобро прищурился, как всякий раз, когда речь заходила о нашем ненадежном приятеле.

– Рано или поздно достукается он у меня с его фокусами… – задумчиво протянул он.

– Всегда ведет себя подозрительно!

– И всегда ухитряется оправдаться!

В самом деле, чудно получается с этим Турецким Султаном. Вечно он сам по себе, действует исподтишка, в одиночку, все его ходы-выходы подозрительны, так и подмывает его пристукнуть, но в последнюю минуту ему всегда удается выкрутиться, обелить себя в наших глазах, и в результате оказывается, что мы же еще должны быть ему благодарны.

– Как только чуть осмотрюсь на месте, напишу Ивонне, – сказал Альфонс Ничейный.

– Я сам напишу! – воскликнул я.

– Пускай пишет! – махнул в мою сторону Хопкинс. – На то он и писатель. – И сплюнул на песок.

Вечером колонна расположилась на ночлег, и после ужина можно было отдохнуть.

Нас одолевало странное предчувствие надвигающихся бурных событий – бывалых авантюристов в таких случаях чутье не обманывает.

К полуночи мы проснулись от громкого шума: несколько легионеров решили закопать Левина в песок живьем. Старик во сне перечислял рецепты, а голодным было слушать невмоготу.

– Позвольте, господа, – лепетал наш гурман, полузасыпанный песком. – Мне снился ужин из шести рыбных блюд. Подобное с каждым может случиться.

– Другой раз выбирай сны с умом. Не к месту сейчас во сне всякие вкусности видеть.

– Пусть тебе приснится, что у нас какая-никакая, но всегда есть жратва!

Бедняге Левину пришлось бы худо, не вмешайся Альфонс Ничейный. Молча схватил за руку главного забияку, и тот, вскрикнув от боли, рухнул на колени. Два других заключенных попытались было оттолкнуть Альфонса, завязалась драка. Хопкинс и я мигом бросились на выручку. Схватка длилась минут двадцать, в результате мы втроем уложили весь этап.

Наконец к месту происшествия подоспели конвоиры и Потрэн.

– Что тут стряслось?

– Видите ли, меня хотели закопать, – жалобным голосом выговорил Левин. – По-моему, такое даже в Легионе не поощряется.

– А кто дрался? – Глаза сержанта блеснули, уж он-то знал, что драка без нас не обойдется.

– Эти три господина вступились за меня.

– Господина? – с издевкой переспросил Потрэн. – Значит, мы сопровождаем не бандитов и мерзавцев, а благородных господ? Все трое получат завтра половинную норму воды.

…Ну на редкость невезучий тип наш Потрэн! Кто-то стащил у него фляжку с водой. Тяжелое испытание – переход в пустыне, без воды, тем более что двинулись в путь мы уже в пять утра.

В пустыне, да среди арестантов и штрафников – они народ отпетый – пакостей только и жди. На дополнительную кружку воды, конечно, нечего было и рассчитывать, нарушить правила даже Потрэн был не властен. Но он об этом и не помышлял – твердый орешек.

Прошагал без воды до вечера. По Сахаре! Тут любой молодой давно загнулся бы, а этот знай себе прет вперед. Правда, глаза налились кровью, и время от времени он останавливается, хватая ртом воздух, а потом… опять тащится дальше.

Мы таких страданий не испытывали. Ловкач Хопкинс где-то раздобыл бутылку воды, равную полной суточной норме. Остается только гадать, как это ему подфартило. Вот что значит находчивость и сноровка! Утолив жажду, мы запели, что явно раздражало Потрэна: жила у него на лбу вздулась и пульсировала. Сержант устраивал себе короткие передышки – закроет глаза, сделает глубокий вдох и… вперед.

Железный человек, право слово! Неважно, друг ли, недруг ли, перед таким героизмом шляпу долой. Я не выдержал, подошел к нему.

– Чего тебе, мерзавец? – устало поинтересовался он.

– Мы и малым количеством воды перебьемся, господин сержант. Позвольте предложить вам глоток-другой…

Он смерил меня взглядом, полным глубочайшего презрения.

– Выходит, и половинная норма для вас велика? Ну-ну… Захлебнитесь вы своей водой! Чтобы я принимал помощь от гнусных мошенников, на которых пробу негде ставить?! Если президент республики когда-нибудь спросит меня: «Скажите, Потрэн, как вам после двенадцати лет безупречной службы удалось без капли воды выдержать переход по пустыне?» – я отвечу: «Видите ли, господин президент, кучка негодяев сжалилась надо мной!..» Ну уж, коль скоро сам напросился, вот мой приказ тебе и остальным двоим: во время вечернего привала воздвигнуть оборонительный вал метровой высоты для отражения вражеской атаки сегодня ночью. Ваша задача – натаскать побольше камней.

Ответный удар – так надо понимать. Война вспыхнула вновь.

Вечерок выдался не из легких: после дневного перехода камни таскать. Но ведь и мы не из сливового повидла слеплены. Часа через полтора, все белые от пыли с головы до пят, мы встали перед Потрэном как вкопанные.

– Господин сержант! Необходимые для строительства укрепления камни собраны.

Потрэн смерил нас взглядом. Он тоже прекрасно понимал, какой ценой далось нам это «укрепление». Кто выстоял в пустыне после таких нагрузок, обладает железной выдержкой и здоровьем.

– Вольно! Убирайтесь с глаз моих долой, канальи!

Вскоре после полуночи нас растолкал старший караульный – злой, как черт.

– Сержант, разрази его гром, вишь ты, опасается нападения. Велел вам троим патрулировать вокруг лагеря.

Жестокая забава, ничего не скажешь. Целый день брести под палящим солнцем, вечером камни таскать, а теперь, когда руки-ноги ноют от усталости, разгуливать по остывшей Сахаре! И наутро, едва солнечная топка раскочегарится, безо всякой передышки снова в поход.

Но когда этап двинулся в путь, мы снова запели.