Пуля нашла героя - Андрей Курков Страница 15

Осень в Ялте была удивительно теплой и скорее напоминала зауральское лето. Спокойное море отливало небесной синевой и звало куда-то за неведомый дальний горизонт.

Первые дни Юрец, приходя на набережную, все пытался высмотреть другой, противоположный берег моря. Видел он море в первый раз в своей жизни и по наивности и простоте полагал, что море — это слишком широкая река или на худой случай большущее озеро. Видно, удивлялся он морю вслух, потому что однажды остановился возле него старик в толстовке и легких парусиновых штанах с грязной, казалось, хромавшей на все четыре лапы, болонкой, остановился и стал Юрцу объяснять про физическую географию морей и океанов. Юрец слушал внимательно: не из интереса к этой самой физической географии, а потому, что дни тянулись скучно и однообразно. Но последние слова старика, назвавшегося товарищем Курчавым, вызвали у Юрца некоторые мысли.

— Я ведь в институте прикладной географии работал, — говорил старик. — Так мы там могли организовать так, что любой кусок земли, любой район или область могли стать или морем или островом…

— А чего? — спросил на это Юрец.

— Ну как вам объяснить, товарищ; это не для практической пользы, а для показания возможностей человека при социализме… — ответил старик.

Потом вежливо раскланялся и пошел дальше со своей хромой на все лапы болонкой по пустынной широкой набережной.

В принципе Юрец был доволен тем, что попал сюда. Трое встречавших его у ворот тюрьмы оказались не такими уж страшными типами. Привезли они его в какуюто контору, где долго диктовали ему заявление о приеме на работу, но в конце концов один из них, главный, тот, что был выше других да и самого Юрца на голову, написал заявление за него. Дело было в том, что в тюрьме Юрец забыл некоторые письменные буквы и вместо них писал «о», так что написанное им заявление имело такой волжский акцент, что понять его было невозможно. А кончилось тем, что Юрец просто расписался под написанной за него бумагой, в которой он просил принять его на работу на должность ассистента (этого слова Юрец вообще никогда в жизни не слышал!) филологической лаборатории Института русского языка и литературы им. А. С. Пушкина. Конечно, Юрец боялся работы и в принципе работать не собирался, но, к его пущей радости, оказалось, что работать ему и не надо, а платят ему за то, что он хозяин попугая, представляющего «огромный интерес для советской филологической науки», как сказал белобрысый ученый.

Иногда Юрец вздыхал, вспоминая о своих планах на будущее. Но планы все равно оставались планами, так как этот ученый, а звали его Костах Саплухов, хотя он просил всех называть его Костей, обещал Юрцу и попугаю полную свободу, как только попугай закончит рассказывать все выученные за свою длинную жизнь стихотворения. Конечно, Юрца огорчало огромное количество этих чертовых стихов, умещавшихся в маленькой сине-зеленой головке попугая, но он терпеливо ждал, когда птица выдохнется, и тогда начнутся его долгожданные гастроли по «малинам» первой в мире страны построенного социализма.

А пока он жил в отдельном номере Ялтинского дома творчества писателей, питался в их столовой и, надо сказать, еда там отличалась от тюремных паек, даже если брать в расчет частые батоны вареной колбасы из ящика письменного стола начальника тюрьмы Крученого. В свободное время (а другого у него просто не было) он бродил по городу, смотрел на море и ни о чем, кроме женщин, не думал. Но .женщин он в городе не видел. Не в том смысле, что их там вообще не было. Были там, конечно, женщины, и старые и не очень, но еще не видел он ни разу ни одной блондинки, и так уж сложилось у него в голове, что неблондинок он как бы и женщинами не считал.

В соседнем с ним номере жил и работал этот ученый Костах Саплухов. Собственно, и попугай жил у него в номере, что даже нравилось Юрцу, так как не надо было ему самолично кормить птицу. У ученого в номере на письменном столе стоял большущий магнитофон для записи звуков. Называлась эта громоздкая машина «Днепр-11-А». Когда Юрец наконец понял возможности магнитофона, возникла у него мысль о краже этой штуки, и, как бы ненароком натолкнувшись на него, проверил Юрец его вес и понял, что в одиночку ему магнитофон не украсть. Но так как чувство коллективизма ему было чуждо и он никогда не работал в паре с коллегами по воровскому ремеслу, то пришлось ему отказаться от этой заманчивой идеи.

Этажом выше жила секретарша Саплухова. В номере у нее стояла письменная машинка, и каждый вечер ее стрекот вызывал на лице Юрца, выходившего покурить на балкон, кривоватую мину. Она каждый вечер перепечатывала с магнитофонных бобин надиктованные попугаем стихи и под утро приносила ученому работу в двух экземплярах. Надо сказать, что во многих номерах Дома творчества были печатные машинки, но шумели они в основном по утрам, когда Юрец уходил в город. Ясное дело, что жили и работали там настоящие писатели, но ничего против них Юрец не чувствовал, так как режим работы у них был нормальный: с утра до обеда они чтото писали, а с обеда до утра — пили коньяк или водку и иногда, выйдя на балкон читали по очереди свои стихи. Читали громко, пьяными голосами, с завываниями и устными восклицательными знаками.