Лиса в курятнике - Эфраим Кишон Страница 12

— Вы меня еще просто не знаете, — ответил ему несколько обиженный Дольникер, — я занимаюсь общественной деятельностью с ранней юности.

К тому же в тот вечер Дольникер договорился о первой встрече с Малкой. Собственно говоря, акция была достаточно односторонней. После обильной трапезы женщина подошла к нему и шепнула, что после полуночи будет ждать его в шалаше в конце сада.

— Зачем? — пробормотал политик. — Зачем вы будете меня ждать, госпожа?

Малка улыбнулась, понимая вечные мужские шутки, и предъявила политику два ряда сверкающих зубов.

— Принесите одеяло, — прошептала она, — только не спускайтесь по лестнице, иначе вы разбудите этого сумасшедшего…

Лишь сейчас дошел до политика весь смысл волнительной ситуации.

Обрывки странных мыслей копошились в его голове один за другим.

— Но ведь если я не спущусь по лестнице, — возник спасительный вопрос, — то как же я вообще спущусь?

— Я должна вас учить, господин Дольникер? Один Бог знает, сколько у вас женщин было.

— Ха-ха, — засмеялся Дольникер, — да, было дело…

* * *

Странное, опьяняющее, напряженное чувство сопровождало политика, не оставляя его и в постели. Он лежал с закрытыми глазами и даже не пробовал заснуть. Время от времени он в нетерпении смотрел на часы, считал минуты, ибо более всего ему хотелось перекинуться словом с каким-нибудь живым существом. Подобно заядлому курильщику, Дольникер был способен сбросить напряжение при помощи нескольких затяжек — то есть нескольких слов, даже в самой краткой речи. На его счастье, в комнате в этот поздний час находился пастух Миха, и Дольникер решил использовать эту возможность.

— Скажи, Миха, — обратился Дольникер в темноте, — ты был когда-нибудь влюблен?

Этот вопрос совершенно случайно слетел с языка, почти по легкомыслию, но пастух вовсе не удивился, а ответил необычно длинно:

— Господин инженер, я и сейчас влюблен в Двору Гурвиц, но ее отец не хочет ее за меня выдавать.

— Секунду, — Дольникер задержался на этом пункте, — по какому праву сапожник вмешивается?

— Она его дочь.

— Итак, я говорю тебе, друг Миха, что это будет продолжаться до тех пор, пока законодательно не будет гарантировано равноправие женщин. Лишь соглашение, что распространяется на всю страну, может принести эффективное решение проблемы.

— Ну вот так.

— И теперь, товарищи, давайте расставим точки над i. Рассмотрим суть проблемы. Ваша честь поставлена на карту, но ведь вы, Миха, всего-навсего деревенский пастух, а Цемах Гурвиц — владелец предприятия, оборудованного множеством средств производства…

— Вот, оборудованного…

— Не перебивайте меня, Миха, каждую минуту, дайте мне закончить мысль. Ведь я же как в рот воды набрал, когда вы говорили. Мы не можем, товарищи, на данном этапе изменить жестокие законы общества. Статус представителей высшего класса всегда был препятствием между ними и представителями простого народа даже в рамках этой жалкой деревни. Достаточно ясно, что и сама девушка Двора чувствует это социальное неравенство, и она не может или не в состоянии разрушить разделяющие вас социальные преграды, на которых я уже останавливался в своем выступлении. Вы понимаете, Миха?

— Понимаю. Так что можно сделать?

— Объединяться, товарищи! Ведь вы пасете коров?

— Теперь, в темноте, не очень-то попасешь.

— В том-то и беда, товарищи! Один пастух не представляет общественной силы, однако все пастухи вместе, как единый орган, представляют определенную социальную силу, с которой ни в коем случае нельзя не считаться! Сколько пастухов насчитывается в деревне?

— Только я.

Дольникер умолк на некоторое время, но тут же воспрянул духом и подвел итог беседы:

— Вам необходимо, товарищи, приобрести социальный статус в деревне, ибо этот статус будет противопоставлен вашему бедственному материальному положению.

— Социальный статус?

— Общественная функция, которая выведет вас на свет прожекторов. Кто считается самым уважаемым человеком в деревне?

— Говорят, пастух.

— Почему?

— Потому что половина стада — моя. Я — самый богатый человек в деревне, господин инженер.

— Ну, время уже позднее, дружок, вам ведь завтра рано вставать, — объяснил Дольникер, — спокойной ночи, Миха. То, что я сказал, надо понимать в обратном порядке.

— Почему? — спросил Миха и заснул в глубоких размышлениях. На лбу этого здорового парня, возможно, впервые появились морщины.

Дольникер ждал до полуночи, затем поспешно умылся и принялся за работу. Он привязал рукав своего красного в полоску плаща к перилам балкона, взял подмышку одеяло и с колотящимся сердцем перелез через перила балкона. Когда в слабом свете луны он увидел, что его ноги почти касаются земли, он отпустил плащ и спрыгнул на цветочную клумбу. Во время этой акции он издавал короткие стоны, но быстро оправился, отряхнул пижаму от земли и пополз в направлении шалаша…