"Батарея, огонь!". На самоходках против "тигров" - Василий Крысов Страница 9

Целыми днями экипажи занимались подготовкой системы огня и тренировками по его ведению. Одновременно все это время я изучал собственный экипаж и взвод, незаметно присматривался к людям, а ситуации возникали разные — то бомбежка, то артналет, особенно когда ведут огонь шести — и десятиствольные реактивные минометы, своим воем способные любого вывести из равновесия. Больше всего наблюдал я за своим наводчиком, от которого в бою зависело очень многое. Но старшина Валерий Королев, будучи самым молодым в экипаже, вел себя спокойно, от взрывов не вздрагивал, без надобности не прятался. Вообще, этот внешне хрупкий, худенький парнишка из южноуральской деревни подкупал искренностью, непосредственностью и простотой, а затем, скажем это забегая вперед, и вызвал всеобщее уважение надежностью и мужеством в боях. Остальные члены экипажа имели боевой опыт, поэтому за них я был более спокоен.

Ночь с 4 на 5 июля, перед Курской битвой, была отличной, впрочем, как и все предшествовавшие. Обе стороны периодически вели огонь из пулеметов трассирующими пулями, и темноту вдруг пронизывали их яркие огненные строчки. Нет-нет, с шипящим воем пролетала над нами мина, глухо взрываясь где-то в глубине обороны. В боевых машинах дежурили по одному члену экипажа, остальной личный состав спал в блиндажах. Дежурил и один из офицеров батареи, другие чутко дремали, приткнувшись на земляной скамейке или с солдатами на полу, устланном ветками и плащ-палатками.

В нашем блиндаже в ту ночь особенно долго не спали, усевшись вокруг длинного самодельного стола из грубых нетесаных досок. Комбат Шевченко сидел с торца и при свете «люстры» — сплюснутой сверху 76-мм гильзы, внимательно рассматривал только что принесенную из штаба полка новую инструкцию по борьбе с тяжелыми немецкими танками и самоходными орудиями.

Поясню, у самоходчиков комбат — это командир батареи, а у танкистов и в пехоте комбат — командир батальона. Добавлю здесь же, что офицеров у нас принято было называть по имени-отчеству — без звания и фамилии; конечно, за исключением критических моментов в бою, когда счет шел на секунды. Младший состав называли только по имени — без звания и фамилии. Другое дело, начальство, у них в ход шел весь спектр родного языка, от просто имени до мата.

В ту ночь наш комбат старший лейтенант Шевченко сосредоточенно вычислял по формуле «живой силы» бронепробиваемость танковых пушек немцев, делая расчеты на оборотной стороне карты и озвучивая для нас свои выводы:

— У нас лобовая и боковая броня — 45 мм, получается, что 88-мм пушки «тигров» и «Фердинандов», как и 75-мм орудия «пантер», пробивают наши самоходки на дальности до 2000 метров. Не стоит сбрасывать со счетов и «насхорн» с его 88-мм пушкой. Вот такая, братцы, арифметика, — глянул на нас комбат.

— А как же мы их можем пробить, Владимир Степанович? — не удержался командир самоходки лейтенант Порфирий Горшков.

— По моим подсчетам, лоб «тигра» и «пантеры» наша 122-мм гаубица может пробить с расстояния 500 метров, борт «пантеры» пробьем на 1000 метров, а «насхорна» — на 2000 метров и в лоб, и в борт. Уязвимые места всех указаны те же, что и на старой инструкции. Кроме того, от удара и разрыва нашего тяжелого снаряда немецкий экипаж, даже «фердинанда», может быть ранен осколками от своей же брони. Это с закрытой позиции. А вот в наступлении...

В блиндаж вбежал старший радист штаба, запыхавшись, доложил:

— Товарищ комбат! Вас срочно вызывает комполка!

Шевченко, взяв замкового своего экипажа рядового Сашу Кибизова, ушел на КП полка. Кибизов у комбата был одновременно и связным, и личной охраной, для этой роли он был незаменим. Осетин по национальности, был он высокого роста, обладал хорошей физической силой, стремительностью горца и ловко владел кинжалом.

Мы, конечно, сразу догадались, зачем так срочно, среди ночи, вызвали комбата: видимо, начинается!