Флотская богиня - Богдан Сушинский Страница 85

— Маловато, говоришь? — как всегда медлительно реагировал комроты. — Младший сержант, возьмите еще двоих бойцов, на свой выбор. И получите у старшины роты два вещмешка — с патронами и гранатами. Сухой паек у вас имеется.

Климентий не только выделил двух бойцов, Чумака и Косташа, но и сам решил побывать на избранной позиции, предварительно послав туда на разведку Аркашина и Крюкова.

Короткая перестрелка, возникшая неожиданно у барака, насторожила всю группу, но вскоре, после коротких переговоров, все прояснилось. В одной из комнат разведчики наткнулись на пятерых мужичков, один из которых оказался ранен в ногу. Переправившись на рассвете через речку, они теперь сидели, сгрудившись в уголке, на кучке сена, мокрые, и пытались хоть как-то согреться. Из сочувствия, Абориген тут же развел для них небольшой костерчик.

— А собрались здесь, как я понял, дезертиры? — угрожающе, во всем величии своего громадного роста, навис над ними Климентий.

— Почему же сразу — «дезертиры»? — мрачно возмутился один, представившийся ефрейтором Корзюковым. Он — единственный, кто не поленился раздеться донага, и теперь завершал выжимать свое обмундирование, развешивая его на останках сетчатой кровати. На себя же боец напялил найденное в одной из комнат рваное женское платье. — Слово такое «окруженцы» слышать приходилось? Ночью нас прорывалось около трех десятков, а на этот берег, как видишь, дошло только пятеро, к тому же один ранен. И все кроме раненого при оружии.

— Как тебя, безкальсонного, послушать, — осклабился Аркашин, — так получается, что весь фронт только на ваших мокрых задницах и держится.

— Моли бога, служивый, что немцы с ходу речушку эту не форсировали. Ты бы тоже подштанники свои сушил, только по другому поводу. Но фрицы сначала на том берегу решили подчистить, прорыв закрепить. Обстоятельность проявляют, сволочи…

— А по моим бойцам вы почему стреляли? — сурово спросил старшина.

— Ты бы по фрицам так целился, голозадый, — встрял Аркашин, не простивший ефрейтору перестрелки. — Бушлат, вон, на рукаве прострелил. По акту взыщу!

— Так ведь мы поначалу решили, что фрицы нас снова обошли.

— Почему же тогда дальше в тыл не бежали? — некстати язвил Аркашин.

— Потому что с линии фронта мы тоже не бежали, а прорывались из окружения. А еще потому, что по дальним тылам немало таких умников, как ты, рыщет. Нас тут же за дезертиров бы приняли. А мы ждали: вдруг еще кто-то из сослуживцев наших прорвется?

Климентий недовольно покряхтел, но промолчал. Евдокимка ощутила, что старшина недоволен и действиями этих вояк, и тем, как они держатся. Однако по-житейски, по-фронтовому ефрейтор во всех своих доводах был прав.

— Большой костер развести в этом здании не получится, — тут же вступилась за них Евдокимка (к чему приводит на передовой клеймо «дезертира», она уже знала). — Раздеваться всем до кальсон — тоже не ко времени. Отправьте их, старшина, в деревню, как бойцов, которым мы помогли переправиться через речку. Пока немцы не попрут, они подсушатся и пополнят взвод. Взамен можете пожертвовать еще тремя своими бойцами, для усиления гарнизона.

— Что ты торгуешься, как цыган на конской ярмарке? — проворчал Климентий, явно недовольный тем, что Евдокимка вмешалась в его разговор с окруженцами.

— Ради немцев стараюсь. Чтобы не обиделись, что у меня мало штыков, а значит, недостойно встречаем.

— Но не с ротой же почетного караула! — огрызнулся командир взвода. — Ты всех своих бойцов знаешь? — поинтересовался он на всякий случай у ефрейтора Корзюкова.

— Всех. Чужаков нет, — хриплым, хронически простуженным голосом заверил его ефрейтор. — То, что интересуешься, — правильно. Перед наступлением немцев радиомашина ихняя вдоль фронта суетилась, на чистом русском орала, разве что без мата; чтобы сдавались, дескать, уговаривала. Но здесь со мной — все наши, проверенные.