Штрафбат. Закарпатский гамбит - Юрий Гайдук Страница 8

– Весьма и весьма серьезная, – заверил его Карпухин. – Еще в тридцать девятом году были расстреляны его отец и мать с тремя старшими братьями, и насколько мне известно, он еще тогда поклялся мстить Советской власти до гробовой доски. В армию его не взяли из-за врожденной хромоты, однако он каким-то образом умудрился попасть в разведшколу абвера, довольно успешно закончил ее и был оставлен на территории Западной Украины. Судя по тому, что мы имеем на сегодняшний день, был завербован американской разведкой, когда абвер сдал ей несколько своих разведшкол, и теперь мы имеем не просто врага из стана кулацких подпевал или труса, готового ради жизни работать на кого угодно, а идейного противника, затаившего злобу на тех, кто расстрелял в тридцать девятом его братьев и отца с матерью, и готов мстить им, уже не думая о своей собственной жизни.

Смирнов молчал, видимо анализируя услышанное, однако полковник НКВД, судя по язвительно-насмешливому выражению лица, даже не думал уступать своих позиций. Он уже открыл было рот, чтобы возразить генералу, но Карпухин остановил его движением руки.

– И я не сомневаюсь, что многоопытный и весьма осторожный, как здесь было сказано, Вербовщик не предусмотрел вариант провала своего радиста и они не договорились о каком-нибудь условном знаке при выходе в эфир, если вдруг наша контрразведка попытается затеять с ним радиоигру.

Глаза Карпухина потемнели, и он остановился тяжелым взглядом на лице полковника НКВД. Произнес свистящим шепотом:

– И что тогда прикажете делать? Я имею в виду тот вполне прогнозируемый вариант, что Вербовщик правильно поймет условный знак радиста и перейдет на запасной вариант ухода, поставив при этом в известность свое непосредственное начальство, что, естественно, скажется на наших информаторах по линии внешней разведки, и обрубая для верности все концы. Что прикажете делать? Самому себе пулю в лоб пустить или все-таки дожидаться решения Особого совещания при НКВД СССР?

Потемневший лицом полковник хмуро молчал, зыркая глазами на Смирнова, и неизвестно сколько продлилось бы это молчание, если бы не подал голос один из «штатских»:

– Я считаю позицию генерал-майора Карпухина вполне обоснованной, и надо искать совершенно иной подход к нашему клиенту. Более тонкий и психологически выверенный. Вербовщик это не та птица, которую можно было бы взять на примитивной радиоигре.

– Отчего же это примитивной? – обиделся было карпухинский оппонент, однако его тут же осадил хозяин кабинета:

– Всё, хватит разноголосицы! Будем искать приемлемый вариант, тем более что в случае возможного провала операции решение Особого совещания ждет не только непосредственных исполнителей оперативной разработки, но и ее руководителей. Должен вам всем доложить, что товарищ Сталин уже поставлен в известность по факту работы американской разведки в освобожденных областях Украины и операция «Вербовщик» поставлена под особый контроль. Задержание Вербовщика с его грузом носит уже чисто политический характер, не говоря уже о тех непоправимых последствиях, случись вдруг – и об этом даже страшно подумать, что Вербовщику все-таки удастся уйти с грузом к своим в Европу.

Смирнов замолчал и окинул взглядом собравшихся.

– Надеюсь, вся важность операции по Вербовщику всем понятна? Может, желаете что-нибудь добавить? – обратился он к Вересаеву.

– Да в общем-то всё самое главное сказано, – отозвался Вересаев, – пора бы и к более конкретным предложениям перейти.

Он повернулся лицом к Карпухину:

– Степан Васильевич, вы, кажется, хотели предложить оперативную разработку, финалом которой, по вашему убеждению, будет задержание Вербовщика с его грузом? Слушаем вас!

– Так точно, товарищ комиссар! Имея столь серьезного противника, как Вербовщик, я не вижу иного выхода, как вынудить Вербовщика и его группу сопровождения с головой зарыться в подготовленную нами западню, чтобы взять его без лишнего шума и всплесков. Естественно, вместе с грузом. Вербовщик также догадывается о политическом резонансе, возможны даже ноты протеста Советского правительства в случае его провала, и я не сомневаюсь, что он тут же уничтожит свой груз, чтобы он не попал в руки контрразведки. И уже исходя из этой предпосылки…

Карпухин неожиданно замолчал и перевел взгляд на сидевших по другую сторону стола офицеров в штатском.

– Насколько я догадываюсь, Вербовщика ждут на территории Венгрии?

Один из «штатских», судя по всему старший по званию, утвердительно кивнул головой.

– Совершенно точно. По крайней мере, есть все предпосылки предполагать именно этот маршрут как наиболее безопасный для Вербовщика и группы сопровождения.

Карпухин покосился на Вересаева, и на его лице отразилось нечто похожее на улыбку.

– Выходит, мы были правы, когда зацепились за бандгруппу, неизвестно откуда свалившуюся в наши леса и осевшую в бывших партизанских схронах.

– А если всё это изложить чуть понятнее? – то ли попросил, то ли потребовал Смирнов.

– Да, конечно, товарищ комиссар! – спохватился Карпухин. – Извините. И если позволите, я пройду к карте.

Получив молчаливое согласие хозяина кабинета, он прошел к висевшей на стене крупномасштабной карте, взял с подставки указку. Повернулся вполоборота к карте, лицом к Смирнову.

– Уже зная о той задаче, что была поставлена Вербовщиком своему резиденту в Мукачево, я имею в виду подготовку группы сопровождения, мы проанализировали все оперативные наработки по большим и малым бандгруппам, составленные на основе вполне надежных источников информации, и уже в процессе дальнейшего анализа вышли на довольно нетипичную группу лесовиков, скрывающихся вот в этих местах.

И Карпухин указкой показал на карте сначала Мукачево, а затем обвел небольшой кружок в зеленом массиве, от которого до советско-венгерской границы было рукой подать.

– И чем же вас заинтриговала эта банда? – раздался все тот же голос неугомонного полковника НКВД.

– Спрашиваете чем? – усмехнулся Карпухин. – Да хотя бы тем, что, наработав колоссальный опыт по ликвидации бандформирований и малых бандгрупп, оперативники «Смерша» обратили внимание на ее непохожесть на все те банды из откровенных уголовников и националистов, а также большие и малые группировки дезертиров, которых пришлось выкорчевывать из лесов и схронов. Те хоть как-то проявляли себя, добывая хлеб насущный, а эти же словно выжидают что-то, закопавшись в схроны.

– Ну, это еще, положим, не показатель, – подлил масла в огонь Смирнов.

– Совершенно верно, не показатель, – согласился с ним Вересаев. – Но нашими оперативниками было выявлено два случая обмена американской тушенки и американских сигарет на самогон, что уже говорит о многом.

– Та-ак, это уже более интересно, – сделал охотничью стойку Смирнов. – Слушаю вас, генерал.

– Уже проверенный источник информации, – откашлялся Карпухин, – а это бывший при немцах староста небольшого сельца, который в то же время помогал мукачевским партизанам, рассказал, что буквально несколько дней назад к нему в дом завалились поздней ночью двое лесовиков, в одном из которых он узнал своего бывшего соседа Гергё Таллероши, который, судя по его раскованности и поведению, знал, что он работал на немцев.