Привилегия десанта - Владимир Осипенко Страница 8

Жёны, которые содержат дом

в образцовом порядке, — это жёны,

которые больше любят дом, чем мужа.

Янина Ипохорская

Если кто-то уезжал из дому, служа вдалеке, тот меня поймёт, почему после отпуска кисти рук с неделю болтаются ниже колен. Могли бы родители, квартиру засунули бы в чемодан. Квартиру не могут, то хотя бы содержимое подвала. Всё ж не просто домашнее, практически со своего огорода, да ещё приготовлено так, как ты в детстве любил. Попробуй не взять, кровная обида. Словом, гружу в машину я два чемодана каждый весом с меня. И ещё пару-тройку коробочек, весом с жену, ну и мелких пакетов-авосек, килограммов по семь с пяток. Я что, да я с удовольствием, но машина только до поезда. «Загрузим, поможем, не на себе ж нести»… Можно подумать, что поезд останавливается аккурат у подъезда наших «чёрных» ДОСов. Словом, уболтали. Это ладно, но как меня с пылесосом переклинило, не знаю, но это точно было затмение.

На узловой станции ждём проходящий поезд, билеты в общий вагон. Приехали заранее, поэтому, убивая время, заходим в хозяйственный магазин, а там красуется на видном месте пылесос «Аудра». Не какой-нибудь дефицит, а что-то запредельное. И просто магические слова — «повышенной комфортности». Жена как увидела, так и заявила, что о таком мечтала всю свою сознательную жизнь. Предупреждал же, чтобы ничего в присутствии родителей не хвалила! Мама сразу: «Покупаем». Я пока соображал, в чём заключается его комфортность, «Аудра» уже у меня в руках, такой небольшой кубический гробик на ленточке.

Всю опрометчивость своего поступка понял, когда подошёл поезд, мы бросились разгружать машину, а к единственному общему вагону устремилось человек сорок! Практически все, кто в этот момент присутствовал на вокзале! А у меня билеты без мест, зато жена и восемь мест багажа, не считая пылесоса. В хронике иногда показывают, как в послевоенной Москве болельщики на подножках трамваев, свисая из окон, подъезжали к стадионам, где предстояла встреча ЦДКА — «Динамо». Этот вагон выглядел ещё хуже. Проводник, не будь дурак, не выходит, стоит в тамбуре, боится, что назад не влезет. Народ напирает так, что вагон грозит перевернуться. Моя маневренность практически равна нулю. Я проклял всё на свете! Вишу на подножке, в руках чемоданы, грудью вдавливаю в вагон жену, а мне практически на голову отец кладёт коробки и с самого верха пылесос. Мама, дай ей Бог здоровья, прижимает к груди ещё какой-то кулёк, который я в машину не грузил, а она захватила на всякий случай, вдруг будет место…

Когда всё-таки тронулись, и поезд на стыках потихоньку растряс пассажиров, я буром двинулся по вагону, утрамбовывая на верхних полках чужие чемоданы и рассовывая своё добро. «Аудру», если бы пролезла, с удовольствием выкинул бы в окно. В конце концов, удалось её пристроить практически в тамбуре.

— Украдут, — взмолилась жена.

— И чёрт с ним…

— Жалко, новый, — она его уже любила больше, чем меня.

В каждом отсеке ехало человек по семнадцать-двадцать. Сидели так плотно, что когда кто-то вставал, двое рядом вздыхали и всё! Места нет. Проехал с полчаса стоя, наслаждаясь духотой, ароматом стандартной дорожной снеди, потных тел и запахом носков счастливцев, взгромоздившихся на верхние полки. Эдуард Ромуальдович отдыхает. Потом забрал жену и пошёл в вагон-ресторан. Господи, как там хорошо! Не жарко, пахнет вкусно, можно сесть. Есть не хотелось, но мы часа три мучили какой-то салат с сухим вином, потом упивались холодным чаем. Уходить не хотелось, но, увы! Напирали голодные пассажиры, а официанты уже три раза спросили, будем ли мы ещё что-то заказывать.

Забыл сказать, что в тот раз я сделал ещё одну ошибку — я ехал в форме. Проходя к выходу, услышал в спину чей-то смешок и резанувшее ухо словосочетание — «петух гамбургский». Поворачиваюсь и ловлю взгляд одного парня в шумной компании из шести человек, сидевших через один столик от нас. Сказав жене «догоню», возвращаюсь к шутнику. Удачно получилось, что он один из компании бел нестрижен. Беру его рукой за загривок и проворачиваю пятерню и подтягиваю к себе.

— Ты что-то сказал? — шепчу на ухо.

— Не, я ничего, — склонив голову на плечо и оторвавшись от сидушки, отвечает парень.

— Может кто-то из вас? — обращаюсь ко всей честной компании, не отпуская, впрочем, патлатого.

— Это не мы…

— Что «это»?

— Так ничего…

— Тогда, ладно, — я отпустил пятерню и, выходя из ресторана, долго стряхивал с ладони прилипшие выдранные с корнем волосы.

— Что ты пристал к ним? — запричитала жена.

— Шагай за мной, — я не был склонен к пространным объяснениям. Адреналин ударил в голову, и сердце билось в учащённом ритме, организм на боевом взводе. К нашему немалому удивлению в одном кубрике общего вагона оказались свободными два места.

— Здесь занято, — вякнул кто-то с верхней полки.

— Появится — разберёмся, — бросил я, и мы, более-менее, комфортно разместились.

Но не надолго. Появилась знакомая до боли компания и с удивлением обнаружила, что их места заняты. Двое встали на выходах из кубрика, облокотившись локтями на верхние полки, двое потеснили попутчиков и сумели сесть, а один завёл разговор с лежащей над нами женщиной на предмет, не примет ли она его на жительство к себе на полку. При этом он нависал над сидящими внизу и топтался по их ногам. Первая не выдержала моя жена и сделала замечание. Он бросил в ответ что-то легковесное и продолжил подлизываться к тёте, которую почему-то называл тёщей. Пришлось подняться.