Сто первый - Вячеслав Немышев Страница 64

— Товарищ военврач, дайте мне справку, что я дурак.

— ??

— Я машину угнал.

Старший лейтенант морской пехоты Виктор Мамочка влюбился в пулемет имени Калашникова.

— Ты мой красавчик, — ласково произносит Мамочка и гладит здоровенной ладонью казенную часть. — Скоро домой поедем. Все, отвоевали, брат…

Мамочка носил ботинки сорок восьмого размера; ботинки прохудились, и Мамочка, не найдя такого же размера, мучался, и от того у него портился характер. Он напяливал сверху уставного дранья чулки от комплекта ОЗКа, туго обматывал в голени. Так и воевал. Солдаты над ним не смеялись. Мамочка в бою схватился с одним в рукопашную: голову вывернул в обратную сторону, и шея стала сантиметров на двадцать длиннее у бородача.

Пулеметчика уже третьего по счету в его роте убило.

В том же бою, вернее, после боя к нему в дом — чей-то брошенный дом с кухнями, сковородами и цветастыми плетеными половичками — бойцы разведчики приволокли пленного и пулемет.

— В расход! — рявкнул Мамочка. Его рота за неделю боев в Грозном убавилась в солдатском поголовье на тридцать пять душ.

Пленного вывели.

Мамочка подошел к столу в центре комнаты; на столе стоял, раскорячившись сошками, трофейный пулемет. Мамочка погладил пулемет по затворной раме, потрогал патроны в ленте.

На улице близко от дома стрельнули — очередь и одиночный.

— Научились.

Мамочка подставил под зад табуретку, присел и стал внимательно разглядывать части пулемета: приклад, ствол, казенник.

В училище Мамочка стрелял лучше всех, и в военном округе Мамочка тоже стрелял лучше всех.

Мамочка стрелял так, как никто другой: имел уникальной твердости руку и хладнокровие — такое, как в анекдоте: мог сам себе наступить на причиндалы и потом медленно с умным выражением убирать ногу.

Мамочка откинул крышку ствольной коробки, вынул ленту из лентоприемника — из коробки вытянул почти в метр длинны. Рассматривает. Грамотно заряжена лента: бронебойный патрон, за ним — обыкновенная пуля с легким сердечником, третья — трассер.

— Дострелялся, гадюка.

Пленный бородач-пулеметчик, что валялся во дворе у забора, накрошил десятка два его морпехов.

Вот он, этот пулемет, в Мамочкиных теперь руках.

Хороший пулемет — это, как тонко настроенная гитара; пулеметчик — как лабух задушевник: что ни сыграет, народ стонет в экстазе, деньги сыплет горстями. Тот бородач из своего «пэка» наиграл на много поминальных маршей.

В дом ввалились солдаты, один заглянул в комнату к старшему лейтенанту.

— Товарищ старший лейтенант, там… говорят, штаб накрыли полковой. Граната в окно влетела, так всех штабных порвало.

— Чей?

— Не наш точно…

— Ну и хули?

— Виноват, тащ…

— Тушенки притащи и кипятку.

Бросив ленту, Мамочка разобрал пулемет, разложил перед собой в строгом порядке слева на право: отверточки, ершики, масленки, шомпол и кучу тряпочных полосочек, таких, какие старшина выдавал на подшивку.

Он вынул ствол и стал глядеть в него как в подзорную трубу, — чего-то разглядел, пробормотал невнятное.

Сзади тихо подкрался солдат с кипятком и тушенкой.

Если старший лейтенант занялся оружием, лучше его не тревожить — обидится.

Офицеры, кто остался еще вживых, к Мамочке заходили редко…

Удивлялись: другой в его возрасте ни одной юбки мимо не пропустит, ни одной кривой кособокой медсестры вниманием не обделит. А этот? Пострелять бы ему, да так чтоб с любого вида: да так чтобы и на вскидку, и с колена, и на бегу. И с ночным прицелом, мама не горюй! Вот это дело! И дома такой же был: двадцать четыре года дубинушке, а подруги старший лейтенант Мамочка так и не завел.

Солдат оставил еду с водой: положил на банку полбуханки ссохшегося черного хлеба.

Когда убили первого летеху из роты Мамочки, все стояли над телом, кто-то плакал, офицеры потом пили водку. Мамочка взял автомат и ушел в город, когда вернулся, сказал, что застрелил троих бородачей и одну бабу. За летеху. Потом и остальные научились: кому-то понравилось, кого-то сразу убило. Быстро привыкли к войне.

— Озэка почисть, если где дыра, новые тащи, — не разгибая спины, рявкнул Мамочка.

Солдат вздрогнул, шатнулся об косяк. Зачесал ушибленное. Схватил огромные вымазанные грязью бахилы.

Пулемет Мамочке понравился.

Он вычистил ствол, протер маслом затворную раму с затвором, что-то внутри поковырял, такое, что одному только Мамочке и было нужно поковырять, отверточками покрутил. Ленту вправлять не стал, насухо вытер сошки газетой.

Доволен Мамочка, по всем приметам пулемет шикарный: даже планка была для прибора ночной стрельбы. Почесал Мамочка затылок; курнул, тушенку проглотил, хлебный ломоть съел в два укуса, все залил остывшим кипятком. И придумал…

На следующий день случилось затишье между боями.

Мамочка испортил единственную табуретку в доме: наколотил гвоздей, подложил дощечек, камушков — стал на табуретке выверять, пристреливать трофейный пулемет.

Сам себе Мамочка был и зампотех и зампотыл. В объемном солдатском рюкзаке хранил Мамочка все самое необходимое офицеру на войне: спички, воинский устав, пистолет ТТ со сбитым номером, три вида плоскогубцев, шурупы с дюбелями, четыре тротиловые шашки с запалами, капитанские погоны в целлофане на резинке, кальсоны со склада, шапку-пыжик с крабом на парад победы, но главное, прибор для ночной стрельбы.

Этот прибор Мамочка и приспособил на пулемет.

Народ обтряхивался пока затишье: солдаты обновляли гардероб — вырезали на портянки лоскуты из хозяйских простыней и кухонных полотенец.

Мамочка решил пристрелять трофейный «пэка». Выбрал место и стал искать, куда бы стрельнуть. Когда же стрельнул с сотни метров по кирпичику с белым пятнышком, то охнул от удивления Мамочка. Вот это кучность! Редкого качества достался Мамочке ствол; он вдруг всем громадным морпеховским телом ощутил к этому пулемету пока неясные, но такие, светлые и теплые чувства, что тут же и решил его опробовать в деле.

Как стемнело, собрался Мамочка: сунул в карман тэтэ без номера, отвертку, нож, взвалил на плечо пулемет, лентами обмотался. Стал как революционный матрос с «Авроры». Взял с собой одного бойца, чтобы тыл прикрывал, и потопали они в город. Ночью Грозный еще ничего — дряни всякой не видно, зато горит красиво, полыхает то тут, то там. Или трассеры морзянку строчат на небе. Мамочка любил на огонь смотреть. Но своим запрещал разводить костры: однажды развели, снайпер троих положил. Таскали солдаты за собой самодельную «буржуйку» с трубой.