Желтый саквояж - Николай Дмитриев Страница 59

Уже много позже притомившийся Соломон с непонятным упорством снова спросил:

— Скажи, ты меня любишь? Ты сейчас почему-то совсем другая.

Рива ничего не ответила, а когда любовник снова попытался овладеть ею, лишь горько вздохнула.

— Оставь, сегодня я просто утомлена… — и равнодушно повернулась к Соломону спиной…

* * *

Карабин, о котором Пётр сказал брату у погреба, оказался на поверку кавалерийской драгункой. Досталась она Петру случайно. По его словам, он нашёл оружие в лесу. Драгунка не валялась в траве, а была аккуратно повешена на сук, да так и висела там, когда Пётр на неё наткнулся.

Скорее всего, какой-то дезертир шёл лесом и, не желая тащить лишний груз, оставил оружие на дереве. Повесить её туда он мог машинально или сработала въевшаяся привычка к порядку. А может быть, за ней по какой-то причине просто не смогли вернуться.

Но как бы там ни было, винтовка оказалась вполне пригодной к стрельбе, в чём поспешил удостовериться Виктор, едва Пётр извлёк драгунку из тайника. Патронов у запасливого братца тоже оказалось много, и, распихивая их по карманам, сержант пожалел, что у него нет подсумка.

Вооружившись, Виктор сразу почувствовал себя уверенно, и они с братом задами пройдя селом, направились к недалёкому лесу. Остаться дома не было никакой возможности. Виктор поначалу решил было уйти один, но Пётр упросил брата взять его с собой.

Немного поколебавшись, Виктор согласился. Петру шёл восемнадцатый год, парень был рослый и вполне мог пригодиться. К тому же вдвоём блукать лесом гораздо сподручнее, да и кто знает, не попробует ли Гнат, у которого удрал из погреба арестант, отыграться на мальчишке?

Первые дни братья целенаправленно обходили окрестности, выбирая, где бы обосноваться. В конце концов Виктор решил, что наиболее подходящим местом будет Лисье урочище, и здесь братья за день соорудили добротный шалаш, вполне пригодный для ночлега.

Когда временное пристанище было найдено, сразу встал вопрос, как прокормиться. То, что было впопыхах прихвачено из дома во время бегства, подходило к концу, идти в другое село братья пока не отваживались и, посовещавшись, рискнули заглянуть домой.

Идти было далековато, и к родной хате они подошли, когда уже стемнело. Поскольку по дороге им никто не встретился, Виктор решил, что их приход остался незамеченным.

Но поберечься всё-таки стоило. Поэтому, выждав какое-то время, Виктор отправил брата вперёд, а сам, затаившись у живоплота, стал напряжённо прислушиваться. Похоже, всё было тихо, и Виктор, до этого крепко сжимавший драгунку, немного расслабился.

Из хаты, куда бесшумно зашёл Пётр, тоже ничего не было слышно, однако оба окошка по прошествии времени слабо засветились, и Виктор понял, мать зажгла каганец [213]. У него появилось желание тоже зайти в дом, но он удержался. Следовало быть осторожным.

Ждать пришлось долго, и Виктор даже забеспокоился, но вот дверь хаты тихонько скрипнула, и во дворе замаячили две тени. Крадучись, они подошли к живоплоту, туда, где прятался Виктор, и Пётр тихонько окликнул:

— Брате, ты де?..

— Тут я, — отозвался Виктор, выходя из своего укрытия, и мать, пришедшая вместе с Петром, кинулась к сыну.

— Вицю, та як же це так…

— Потом, мамо, потом, — Виктор осторожно отстранился и спросил: — Що в сели чуты? [214]

— Ой, Вицю, — полушёпотом запричитала мать. — Погани справы [215]. Той злодиюка Гнат догадался, кто льоха [216]открыл. И добре, что Петро с тобою ушёл. Гнат грозится, обох вас зловит…

— Погодьте, мамо, — остановил мать Виктор. — Скажить краще де той Гнат зараз? [217]

— Ой, — спохватилась мать. — Он же в гмину [218]собрался. За полицаями, щоб до лесу идти вас ловить…

— Так… — Виктор задумался. — Когда поедет?

— Та вранци [219]ж, — мать взяла Виктора за руку. — Тикайте, сыну. Я вам харчив собрала. Сховайтесь десь подали [220].

— Мы так и зробим, мамо, — заверил её Виктор и повернулся к брату, державшему на плече объёмистый мешок. — Идём, Петро…

Братья пролезли через живоплот, и уже не видели, как мать перекрестила вслед уходящих в темноту сыновей. Однако они не пошли к лесу, как собирались, а обойдя село стороной, выбрались к битому шляху. Здесь, оглядев обочины, Виктор показал на заросли кустарника.

— Тут ждать будем…

Пётр молча кивнул. Он достаточно хорошо знал брата и, не спрашивая, понимал, что тот собирается сделать. Впрочем, кое-какие опасения у него были и, засовывая бывший при нём мешок с харчами подальше в кусты, Пётр, немного помедлив, сказал:

— Слышь, брате, може, не зараз?.. [221]

— А что, ждать, пока он полицаев приведёт? — огрызнулся Виктор, укладывая драгунку на корч.

— Да я ж хтив тильки [222]… — начал было объяснять Пётр, но, понимая правоту брата, замолчал.

Затаившись в кустарнике, братья подрёмывали, но настоящий сон не приходил, и то один, то другой вскидывался, напряжённо прислушиваясь. Нервное напряжение отгоняло сон, заставляя обоих думать о своём невесёлом положении.

Рассвет наступал медленно. Сначала серая мгла мало-помалу отступила, потом посветлел край неба, вдоль дороги начали всё яснее прорисовываться росшие недалеко от обочины деревья, и, наконец, братья уловили долетавшие до них звуки просыпающегося села.

— Мабуть, скоро поедет… — предположил Пётр.

— Угу, — односложно отозвался Виктор и начал старательно протирать рукавом затвор драгунки.

Так, напрягая слух, братья пролежали в кустах ещё с полчаса, прежде чем вдали явственно послышалось конское фырканье. Позже к нему добавилось позванивание сбруи, и когда на дороге появилась хорошо различимая упряжка, Виктор, берясь за драгунку, приказал брату.

— Нишкни…

Похоже, братьям повезло. Возница, почему-то ехавший один, видимо, ещё не проспался — покачиваясь на сиденье, заметно клевал носом, и на его рукаве смутно белела повязка полицейского.

— То точно Гнат… — сдавленно пробормотал Пётр, вглядываясь в приближающуюся повозку.