Тайна президентского дворца - Эдуард Беляев Страница 53

Кто тот генерал-мудрец, додумавшийся до белых нарукавных повязок и ворсистой афганской формы? Сегодня не секрет, что в бою наши поранили и, к беде, перестреляли друг друга. Опознавательные повязки скрутились в тонкий жгут. Стрельбу приходилось вести с приличного расстояния. Попробуй уследить ночью, в темноте, в такой неразберихе, у кого на рукаве есть повязка, а у кого ее нет! И потому — косили своих.

В связи с белыми тряпочками приходит вот какая мысль. Пятисотенная вооруженная орда наваливается на дом. Делать они это будут открыто, не таясь. И им будет глубоко наплевать, что о них в час атаки, а тем паче после боя, подумают уцелевшие враги. Тогда напрашивается вопрос: насколько правильным было решение, принятое «наверху», идти на штурм нашим бойцам в форме солдат афганской армии? На кой черт она их обременяла, если через час-другой плененным обороняющимся станет доподлинно ясно, кто пришел их убивать? Какой дурень придумал эту легенду — дескать, ежели мы под них замаскируемся, то обеспечим себе внезапность проникновения и сведем к минимуму боевые потери?

Знал же тот дурень, что ударят «Шилки», лупанут АГСы (автоматические гранатометы), бойцы попрут «на арапа», в полный рост, в полную силу, в полный голос. Думаю, что знал, и думаю, что не дурень он был, и не другие дурни утвердили его решение. Тогда для чего запустили в бой в одежках с чужого плеча? Думается, на случай провала. Такой вариант не исключался и детально прорабатывался, обретя зловещую преднамеренность. Тому подтверждение — «отход на север», подразделения десантников 103-й воздушно-десантной дивизии, направленные «брать дворец Амина», минометы «Васильки», нацеленные по резиденцию, и вслед им «тяжелая артиллерия». Все это должно было ударить по дому всей мощью, сметая со сглаженной вершины и правого, и неправого. И одно дело — охране подбирать поутру тела убитых заговорщиков, явно афганцев, и форма тому подтверждение (у мертвого не допытаешься, откуда он и кто его послал — с него уже никакого спроса). И совсем иное, когда двор усыпан телами советских бойцов, и «доказательная база» на виду — вот тебе и форма, и остекленелый незрячий голубой глаз. Вот заснять их таких, уже неопасных русских мусульман, и фото французам и американцам передать. Ясно, что будет! Потому и отправили на жертвенный холм наших бойцов в чужом одеянии заведомо отрекшись от нашего солдата и прикрывшись, не дай бог, его безымянным телом.

Кто тот, который додумался до применения минометов против атакующих — своих офицеров и солдат?

Факт с применением «Васильков» в случае неудачи никто и не оспаривал никогда. Сорвись, не дай-то Бог, штурм, и наших «мусульман», и нашу элиту вместе с афганцами, с их детьми и женами, со всем их ЦК, остывшим ужином смешали бы с землей без всякого сожаления. И сказали бы, что «так оно и было». В 1982 году участники штурма собрались в банкетном зале ресторана гостиницы «Пионер», что на Ленинских горах, — отмечали трехлетие операции «Шторм». Во время застолья Алексей Баев выразил сердечное спасибо ротному Володе Шарипову за то, что он немедленно доложил о смерти Амина. И пояснил: если бы доклад опоздал на семь минут, то с кабульского аэродрома по дворцу ударили бы реактивные системы. А что это — поясню. Одна установка, если вмолотит из шестнадцати направляющих стволов, накроет почти три гектара площади — это сплошь густо прореженная пахота, по которой словно циклоп прошелся гигантским лемехом. Земле обеспечен долгий неурожай. Снежный покров превратится в пар, и что-то с чем-то смешивать не потребуется. Ибо после залпового удара смешивать будет нечего. Гукнет. Бухнет. Вздыбит. И вместе с паром земли взовьются на небеса души людские, солдатские. Трепетные и смущенные — ведь даже не успеют испугаться постигшему их Армагеддону.

В какой сволочной башке зародилось это изуверство? Вычислить можно, доказать будет невозможно. Когда надо соблюсти реноме могучей державы, то почему не похоронить еще одну, маленькую, пустяшную тайну, которую и в жизнь не разгадать, и хлопот она излишних не задаст? При условии, что самолеты исчезнут в горах Гиндукуша, где в вечных ледниках не ступала нога человека и куда добраться было бы невозможно — ни завтра, ни через девять лет после войны, ни сейчас. Никогда. Я не случайно рассказал о печальной «эпопее» тридцати четырех десантников, останки которых нашли только через четверть века, но оставили их догнивать до сего дня. На уровне интуиции, на уровне инстинкта опасались солдаты. И горло надсадил замполит, убеждая их, что Родина не забудет своих сыновей, а сам-то на все сто не был уверен — произнесет ли: «Здравствуй, Родина!»

Олег Балашов, отслуживший все годы в КГБ, совсем грустно скажет по этому поводу: «Нет, не напрасно мы были охвачены беспокойством: взорвут нас над горами в самолете, и — концы в воду. Не мерещилось нам такое. Мы знали, с кем дело имеем, как оно запросто может обернуться против нас всех, узнавших государственную тайну. Лучше всех хранят секреты мертвые. Так что неизвестно еще, где страху больше набрались: когда дом Амина штурмовали или когда над Гиндукушем летели, возвращаясь в свой дом…»

Кто тот генерал, который?..

Летописец Бармин приоткрывает нам историю в лицах, повествует: «План операции был утвержден представителями КГБ и минобороны (Иванов, Магометов), завизирован Н.Н. Гуськовым, В.А. Кирпиченко, Е.С. Кузьминым, Л.П. Богдановым и В.И. Осадчим (резидент КГБ). Первыми скрипками, несомненно, были представители Лубянки: советник председателя — генерал Борис Семенович Иванов, заместитель начальника Первого главного управления — генерал Вадим Алексеевич Кирпиченко, руководитель представительства Комитета — полковник Леонид Павлович Богданов, резидент КГБ полковник Осадчий. Чуть позже к ним присоединится шеф Управления нелегальной разведки и спецопераций генерал Юрий Иванович Дроздов. От Минобороны операцию готовили новый главный военный советник Султан Кекезович (так у Бармина), заместитель командующего Военно-десантных войск (по Бармину) Николай Никитович Гуськов и представитель Генштаба Евгений Семенович Кузьмин». Заметьте, воинские звания армейских руководителей даже не указаны, в отличие от своих генералов КГБ.

За этим густым частоколом себялюбцев и усердием подлобызников, «огласивших список полностью», что-то и не разглядеть непосредственного руководителя операции — полковника Василия Колесника. Понятно, чекист о чекисте вещает, тумана нагоняет, тужится в придумывании героического содержания, крепит авторитет КГБ. А сколько подобострастного уважения проявлено в перечислении всех титулов, и все — по имени да по отцу-батюшке. Осадчему, заметьте, не повезло — не величали его наряду с другими, как надо и достойно, по имени-отчеству. Не потому ли, что на день написания воспоминаний он, полковник Осадчий, долгие годы опекавший Бабрака Кармаля, дивным образом скоропостижно скончался? Его одного Кармаль уважал. И о генерале Дроздове Федор как-то так, походя, вскользь сказал, вроде даже мимоходом. А за словами «чуть позже присоединился» — так и вообще видится скверный образ: сбоку припека. Не затронула ли болезненно эта «недооценка» генерала от «нелегальной разведки и спецопераций», что он, поднатужась, сам о себе хорошо рассказал и как надо подправил и Федора бестолкового, а заодно и толково историю наших спецслужб.

В интервью журналисту газеты «Подмосковные известия» (№ 29, 1996 г.) на вопрос: «Когда перед вами была поставлена задача на штурм?..» — генерал ответствовал очень бойко: «Андропов 27 декабря, где-то в три по кабульскому времени, в разговоре по телефону сказал мне: „Не хотелось бы, но — придется“. А затем: „Это не я тебя посылаю“, — и всех до единого членов Политбюро перечислил, кто был в комнате рядом с ним…»