Тайная война воздушного штрафбата - Антон Кротков Страница 53

Впрочем, что бы он сейчас ни говорил, всё было бы принято Ханом в штыки. Другое дело, если сослаться на мнение его же бывшего сослуживца по Люфтваффе…

В Париже в книжном магазине Нефёдову случайно попалась прелюбопытнейшая книжонка — мемуары одного немецкого «эксперта», сослуживца самого результативного германского аса Эриха Хартманна. Борис про себя зло усмехнулся: «Посмотрим, что ты на это запоёшь!» Его задиристая анархистская натура брала верх над доводами здравого смысла, согласно которым не стоило сориться с единственным человеком здесь, который мог сейчас ему помочь.

Борис по памяти пересказал оппоненту один запомнившийся ему весьма примечательный эпизод из прочитанных по дороге мемуаров…

В столовой немецкого аэродрома, на котором базировалась эскадрилья Хартманна, в тот вечер полным ходом шла пирушка по случаю очередного впечатляющего достижения «Буби», или «малыша», — таково было фронтовое прозвище 21-летнего аса с откровенно мальчишеской физиономией.

В своей книге сослуживец Хартманна вспоминал, как неожиданно в столовую вбежал потрясённый техник Хартманна Биммель. Озадаченное выражение лица федфебеля заставило всех замолчать.

— В чём дело, Биммель? — в наступившей тишине спросил Хартманн.

— Оружейник, герр лейтенант, — растерянно пролепетал механик.

— Что-то не так?

— Нет, всё в порядке. Просто вы израсходовали только половину боекомплекта на три сбитых самолёта. Мне кажется, вам нужно это знать…

После этих слов шёпот восхищения пробежал среди пилотов, и шнапс снова полился рекой…

В тот день Хартманн заявил о трёх уничтоженных советских штурмовиках Ил-2. В среднем он потратил на каждый советский самолёт порядка 5–6 снарядов, что выглядит очень сомнительно, учитывая, что немецкие лётчики не случайно прозвали «Ильюшины» «летающими танками». Для этого были основания — масса бронекорпуса Ила в ходе непрерывного модифицирования достигла почти 1000 килограммов. Все важнейшие узлы были скомпонованы таким образом и упрятаны под броню, чтобы максимально снизить вероятность поражения противником уязвимых мест машины. В условиях полигона элементы бронекорпуса многократно тестировались отстрелом. А тут в условиях воздушного боя по активно маневрирующей цели, когда противник отнюдь не горит желанием подставиться под твои пушки, кто-то объявляет, что «завалил» сразу троих, да ещё чуть ли не с первого выстрела. Вот уж где легендарные полумифические стрелки Вильгельм Телль и Робин Гуд отдыхают! Им такое вряд ли было под силу. Другое дело, если тебя зовут барон Мюнхгаузен. Так что любому специалисту было ясно, что Люфтваффе сотворило одну из величайших афёр века.

Конечно, Хан не мог не знать о махинациях с липовыми победами в своих Люфтваффе, а вот о выпущенных знакомым по элитарному боннскому клубу асов откровенных мемуарах, видимо, слышал впервые. То, что свой же товарищ вывесил на всеобщее обозрение грязное бельё, взбесило его. Ещё больше Хана разозлило, что русский сумел фактически припереть его к стенке приведёнными фактами, выставив вралем.

Наёмник весь подался вперёд, буквально впившись сузившимися глазами в лицо Бориса. Теперь нетрезвые мужики с откровенной неприязнью разглядывали друг друга. И хотя их разделял только пластиковый стол, у Нефёдова возникло полное ощущение, что он сходится лоб в лоб с сидящем в своём «Мессершмитте» немцем и надо успеть опередить противника, нажав на пулемётную гашетку раньше него.

— Я не люблю, когда меня называют лжецом, — жёстко, с нажимом на последнем слове, процедил сквозь зубы Хан.

В искажённом злобой лице барона появилось что-то азиатско свирепое. Должно быть, это показалось живущее в глубине его натуры наследие далёких предков-янычар.

Однако уже в следующее мгновение глаза, щёки и губы наёмника проделали сложную эволюцию в обратном направлении — от оскорблённо-рассерженного выражения к снисходительной улыбке. Загорелый плейбой вновь с симпатией взглянул на человека из собственной молодости и откинулся на спинку стула.

— Впрочем, вы, русские, имеете право не любить нас, немцев. Поэтому я понимаю причину твоей необъективности. В конце концов, ты когда-то оказал мне серьёзную услугу, а по законам чести я должен вернуть долг.

Нефёдов вспомнил, как главарь наёмников только что на его глазах примерно с такой же улыбкой внезапно ткнул ножом в горло одного из своих людей. Борис аккуратно поставил бокал с недопитым ромом на стол, держа в поле зрения руки человека напротив.

Однако немец уже переключился на новый объект — он вдруг заметил направляющегося в их сторону джентльмена европейской внешности лет сорока пяти. Подтянутый и прямой, он выглядел как бизнесмен, но явно в недавнем прошлом носил форму. Макс по-приятельски помахал гостю издали. Ничто при этом не изменилось в вальяжной позе Хана, но Борис почувствовал, как его собеседник внутренне как-то сразу весь подобрался, словно готовясь к встрече с настоящей опасностью. Продолжая улыбаться в сторону подходящего человека, немец вполголоса пояснил сидящему рядом собутыльнику:

— Вот кто наверняка знает о твоём Игоре всё. Рекомендую: самый ядовитый паук Африки, постоянно плетёт вокруг меня ловчую паутину. Это его выводка мне пришлось полчаса назад так негигиенично полоснуть заточкой по горлу…

Когда юаровец занял своё место за столом, Хан представил ему Бориса как своего нового лётчика. Южноафриканец с симпатией смотрел на Нефёдова, когда пожимал ему руку и когда вкрадчивым голосом объяснял, что новичку придётся пройти испытательный срок:

— Ничего не поделаешь, сэр, такова стандартная процедура, — он словно извинялся за доставляемые неудобства, одновременно давая понять, что с превеликим удовольствием сразу бы взял в штат такого прекрасного лётчика, но, увы… — Если вы пройдёте испытание… — Южноафриканец запнулся, даже поставил чашку с заказанным кофе на стол. — Нет, это неверное слово… Как только вы его пройдёте, — поправился он и радостно улыбнулся, — мы сразу же подпишем с вами контракт. Очень надеюсь, что вам у нас понравится. А нам профессионалы вашего класса просто необходимы.

Благородная проседь на висках южноафриканца, приветливый чуть ироничный взгляд серых глаз, волевые черты загорелого лица лишь усиливали доверие к его словам.

Обсудив ещё кое-какие вопросы с командующим ВВС и рассказав на прощание анекдот про двух блондинок, юаровец легко поднялся из-за стола и снова крепко пожал Нефёдову руку.

— Приятно было с вами познакомиться, и желаю удачи!

Он отправился дальше по своим делам, а Хан, кивнув в след удаляющемуся буру, не без злорадства сообщил Нефёдову:

— Поздравляю: только что ты подписал себе смертный приговор. Теперь Хенк-«Бомбардировщик» знает, что ты мой человек. И этого он тебе никогда не простит, будь ты хоть трижды первоклассный лётчик… Я — его главный противник здесь. Хенк давно точит на меня нож, но пока я ему не по зубам. Трижды его киллеры пытались подкараулить меня, чтобы завалить по-тихому. Я ведь всегда хожу один, без охраны. Но до сих пор мне удавалось отбиваться.