Волчье логово - Александр Омильянович Страница 46

— Не может быть!

— Будь уверен. Им уже известен позывной твоей рации. В Кранце уже знают, что это разведывательная радиостанция большой дальности действия. Лучшие специалисты ломают голову над твоим шифром. Пока безуспешно. О результатах перехвата радиостанция в Кранце сообщала в Беловеж. Дело в том, что оттуда нельзя точно осуществить пеленг ни твоей рации, ни других, работающих там. Поэтому принято решение в районе Беловежской пущи расположить секретный объект под условным названием «Эйхе-ФА». Он займется обнаружением и перехватом передач, а также ликвидацией радиостанций. Кроме того, там разместится контрольный пункт, который будет служить радиомаяком для самолетов, направляемых на Восточный фронт, и ретранслятором связи…

— Теперь мне все ясно, — прервал ее Штангер.

— Что стало ясно моему герою? — Хелен кокетливо взглянула на него.

— Эти намеки Завелли на последних совещаниях, этот секретный пакет шефу «Асте I», о котором я тебе рассказывал.

— Да, верно. Станция радиоперехвата в Кранце подчинена здесь только полковнику Нотцену, Слушай дальше. Специалисты радиостанции в Кранце уже провели разведку местности. С ними был представитель абвера из нашего института. Выбрали место размещения объекта. Планы строительства уже разработаны. Объект «Эйхе-ФА» будет развернут на высоте сто восемьдесят пять. Это все, что я могу тебе сообщить. Надеюсь, ты займешься этим вопросом.

— Непременно… Обязательно займусь, — ответил внимательно слушавший ее Штангер и прикурил потухшую сигарету.

— Вот еще что, — снова заговорила Хелен. — Все это содержится в глубочайшей тайне. Несомненно ты узнал бы об этом в Беловеже, но могло бы быть уже поздно. Я дам тебе фотокопии плана объекта с указанием проектируемого минного поля и дзотов.

— Ты прелесть!

— Помни об одном: как только на высоте сто восемьдесят пять начнет работать объект «Эйхе-ФА», судьба разведывательных и партизанских раций в этом районе будет предрешена. Ты смотри не смей выходить в эфир! А теперь скажи, что думаешь предпринять?

— Думаю уничтожить объект.

— Каким образом? Учти, что в связи с активностью партизан в этом районе объект «Эйхе-ФА» получает мощную охрану и будет полностью укомплектован кадрами.

— Я понимаю, но объект будет уничтожен. И сделает это капитан Никор со своим отрядом. Я рассказывал тебе о нем. Он нанесет удар по высоте сто восемьдесят пяты Я получил указание Центра установить с ним контакт. Он тоже уже имеет соответствующий приказ.

Хелен притормозила, свернула с шоссе на лесную дорогу, которая вела на песчаный холм, и остановила машину на вершине холма. Внизу под ними, купаясь в лучах солнца, раскинулось море, подернутое легкой рябью. Они стояли, зачарованные открывшейся панорамой.

— О чем ты думаешь? — прошептала Хелен, трогая Анджея за руку.

— О чем? О тебе, о нас, о жестокости войны, о борьбе, которую мы ведем…

— Ты всегда и везде думаешь об этом? — грустно спросила она.

— Хотел бы не думать. Хотел бы! Ты ведь понимаешь…

— Подожди, я закрою машину, и мы пройдемся вдоль берега моря. Здесь так чудесно…

Взявшись за руки, они молча шли рядом вдоль берега мимо карликовых сосен. Штангер подставлял лицо солнцу, а спиной ощущал холод долетавшего с моря ветра. Внезапно, как бы вдруг что-то вспомнив, он остановился и спросил:

— Ты не забыла свое обещание?

— Какое?

— Ты обещала рассказать о себе, когда нам удастся подольше быть вместе. Сегодня у нас много времени, и кто знает, когда еще повторится такой день…

Хелен посмотрела ему в глаза, на какое-то мгновение задумалась, а он уже больше не настаивал, так как знал, что она исполнит его просьбу. Хелен тихо сказала:

— Рассказать о себе?… Конечно, по законам конспирации, ты не должен спрашивать об этом, а я — отвечать. Однако я понимаю тебя. Если с одним из нас что-нибудь случится, а это всегда возможно в нашей работе, тайну эту мы унесем с собой… Навсегда. Я люблю тебя, и это первая моя любовь… Наверное, все влюбленные так говорят?…

— Наверное… — ответил он неуверенно, внимательно всматриваясь в ее сосредоточенное лицо.

— Ну гак слушай, но не жди сенсаций,-так как их в моей жизни не было. Мой отец — я не буду называть фамилии, дело не в ней — по профессии был инженер-металлист. Он был немец, а мать — полька из Белостока. Родители познакомились в России, там поженились и жили. Матери я лишилась еще ребенком, и меня воспитал отец. Однако мать успела привить мне любовь ко всему славянскому, поэтому я знаю польский и русский языки… Меня воспитывали в духе истинного патриотизма, гуманизма и ненависти ко всякого рода насилию, ко всему, что подло, жестоко, антигуманно. Отец любил свою родину, однако не такую, какой она стала сейчас. Он обожал Гёте, Шиллера, Гейне, немецких философов. Он не был коммунистом, но гордился тем, что понимал значение революции в России…

Потом к власти в Германии пришел Гитлер и его шайка. Мы узнали о концентрационных лагерях, первыми узниками которых стали немцы — и коммунисты, и беспартийные. Отец стыдился, что был немцем, и возмущался тем, что происходило на его родине. Он мог остаться в России, у него была хорошая работа, его там уважали. Однако он решил вернуться на родину и вести борьбу с фашизмом. Мне неизвестны подробности, но я знаю: когда мы отправлялись в Германию, отец уже решительно был настроен на борьбу. Он был убежден — и эту убежденность привил мне, — что свободу Германии принесет только победа русских над фашизмом, а потому русским необходимо помогать в этой борьбе. Так он стал разведчиком. Он был хорошим разведчиком. Он знал, что борется за новую Германию…

Трудностей с возвращением в Германию у нас не было. В то время по призыву Гитлера почти со всего света немцы потянулись на родину. Встретили нас хорошо. Сначала мы жили в Берлине, отец работал в одном из министерств. У него там были большие возможности для разведывательной деятельности. Я окончила среднюю школу, потом университет. Незадолго до начала войны отца по службе перевели в Кенигсберг. Отец доверял мне и, когда я повзрослела, посвятил меня в свою опасную работу. Возможно, он надеялся, что я продолжу ее. Он был осторожен и не вызывал подозрений. Внешне был лоялен к гитлеризму, не однажды громко восхвалял фюрера, пользовался доверием у начальства и даже у гестапо.

Я начала работать в институте. Не раз мы подолгу беседовали с отцом. Мы все больше ненавидели фашизм.

Приближалась война, и это ни для кого не было секретом. Отец очень много работал. Его все знали как добропорядочного человека, уважаемого специалиста. По ночам же он корпел над разведывательными донесениями. Я стала его доверенным лицом и сотрудницей.

Он работал на военном заводе «Шикау-Верке». Однажды на работе у него случился сердечный приступ, и наступила мгновенная смерть. Для меня это был удар. Я думала, что не переживу этого. Я осталась одна, без близкого мне человека. Забвения надо было искать в работе. Я понимала, что не могу не оправдать доверия отца. Так я начала свою борьбу на невидимом фронте. Так же, как и ты. Я заменила на этом посту отца. Потом получила новое, более совершенное радиооборудование… Я счастлива, что веду эту борьбу, что своей работой вношу небольшой вклад в наше общее дело…