"Я ходил за линию фронта". Откровения войсковых разведчиков - Артем Драбкин Страница 41

Я с 1925 года, но записан был как родившийся в 1928 году. В октябре 1942 года ребят из нашей полеводческой колхозной бригады вызвали на приписку в военкомат. А меня в списке нет. Но я вместе с ними сел и поехал. Приехали в военкомат, всех по списку пропускают, а секретарь сельсовета Татьяна Бородина стоит в дверях и меня не пропускает: «Дурак ты! Куда ты собрался?» — «Хочу ехать вместе со своими друзьями, куда прикажут». — «Дурак ты! Люди стараются открутиться, а ты сам лезешь. Ты же беспризорник, кому ты будешь нужен, если вернешься калекой?!» А я-то еще ничего не соображал… В какой-то момент она пошла в туалет, а в дверях оставила Ивана Мордовина, моего товарища. Я говорю: «Ванюшка, впусти меня, пока ее — нет». — «Иди». Я зашел, там сидело человек пять. «Меня нет в списке, но я хочу пойти добровольно. Запишите, пожалуйста, меня». Записали меня 25-м годом, даже не стали ничего спрашивать.

Нас привезли во Фрунзенское пехотное училище. Обучались шесть месяцев. В марте 1943 года училище закрыли. Нас в течение 12 часов посадили в теплушки, и вперед на фронт, под Харьков. Ехали семь суток, пока мы дохиляли, ситуация стабилизировалась. Нас повернули в Подмосковье, в город Щелково. Там создавались воздушно-десантные бригады. Я попал в 4-е отделение 4-го взвода 8-й роты 2-го батальона 13-й воздушно-десантной бригады. А поскольку я маленького роста, то всегда стоял замыкающим. Шестнадцать прыжков имею. Из них несколько с аэростата. А с аэростата прыгать хуже, чем с самолета! Потому что, когда первый прыгает, он толкает корзину, и она болтается. А закон был такой: инструктор сидит в одном углу, а в трех углах сидят солдаты. Он командует: Приготовиться! «Я должен сказать: «Есть приготовиться!» — «Встать!» — «Есть встать!» — «Пошел!» — «Есть пошел!» Это надо говорить, а корзина-то ходуном ходит…

— Прыгали в сапогах?

— Нет, все время прыгали в обмотках. Сапоги мы не видели.

— А те, кто не мог прыгнуть?

— Их сразу списывали в пехоту и отправляли. Не судили. Сначала прыгали вместе с офицерами, но некоторые офицеры трусили прыгать, и стали прыгать раздельно: офицеры отдельно, мы — отдельно. Километров за 150 от Щелково нас десантируют, и мы сами должны добираться до казарм. Это как будто бы с тыла вернулись. Прыгали в основном с Ли-2. Заходишь первым — прыгаешь последним. Заходишь последним — прыгаешь первым. Каким лучше? Одинаково. И последнему плохо, и первому плохо. Мы, пацаны, — нам в то время по 17 лет, лишь бы в желудке что-то было, а на остальное мы клали.

Кормили очень плохо. В котелке — гнилая мерзлая картошка и не порезанные, а просто так сваренные стебли крапивы. 600 граммов хлеба, а в хлебе и отруби, чего там только нет — очень тяжелый. Но как-то организм переносил. Около казармы был большой подвал, куда воинская часть свозила картошку. Мы ее всю зиму воровали. Спускались по веревке и набирали в вещмешок.

В каждой казарме поставили железную печь. Деревянные ограды в Щелково по ночам разбирали на топливо. Варили картошку, пекли, ели.

— Кто-то у вас был из 3-й или 5-й бригады? Из тех, кто участвовал в Днепровском десанте?

— Нет. Правда, про этот десант нам рассказывали. В Щелково была страшная вражда между летчиками и десантниками. Говорили, что летчики испугались и сбросили десантников на немецкие окопы. Струсили. Через реку Клязьма есть мост. Десантники, бывало, дежурили на нем, и если шел летчик, то его бросали с моста в реку.

В июне 1944-го 13-я гвардейская воздушно-десантная бригада стала 300-м гвардейским стрелковым полком 99-й гвардейской стрелковой дивизии. А из нашего взвода сделали взвод полковой разведки. Нас посадили в вагоны и повезли. Сначала не говорили, куда. Повезли, и все. Привезли нас на реку Свирь. Мы должны были ее форсировать.

Командование решило сделать отвлекающий маневр — изобразить переправу. Пустить лодки, которыми должны были управлять двенадцать солдат. Поставить на них чучела. А в это время основная переправа должна была пройти в другом месте. Нашему взводу разведки предложили сформировать эту группу из двенадцати добровольцев… Шесть человек уже записались. Я хожу и думаю: «Как же быть?! Плавать-то не умею ни хрена». Говорю командиру взвода младшему лейтенанту Корчкову Петру Васильевичу: «Товарищ младший лейтенант, плавать не умею, но хочу записаться, как мне быть?» — «Ты чего?! Маленький, что ли?! Вам дадут специальные безрукавки и трубки — 120 килограмм веса выдерживает». А во мне в то время было от силы 50 килограмм. Так я записался седьмым. Первым форсировать Свирь должен был второй батальон. Комбат сказал командиру полка так: «Мой батальон форсирует первым, я этих двенадцать человек из своего батальона выделю…» Командир полка посчитал, что так будет правильнее. Записалось двенадцать человек разных национальностей и профессий. Там даже один повар был. Все они получили звание Героя Советского Союза. Правда, переправлялись они уже вместе со штабом полка. Но я так считаю, что их не зря наградили — они знали, что идут на смерть, и пошли на нее добровольно. Это тоже подвиг, я так считаю. Может быть, правильно сделали, что живыми их оставили, надо было поднимать авторитет полка. Пошли мы в наступление… С финнами воевать было очень трудно.