Кишиневское направление - Виталий Гладкий Страница 40

Возвратился Петро домой лишь под утро. Дед Макар только крякнул, увидев трофеи внука – автомат, винтовку и две гранаты; молча обнял его и, ткнувшись колючей щетиной в щеку Петра, поспешил в хату. Принес чугунок варенной в «мундире» картошки, нарезал сала и, покопавшись в углу подпола, вытащил бутылку самогонки.

Выпили молча. Тост «за победу» был неуместным да и преждевременным. Дед и внук всего лишь «обмыли» начало своей борьбы. А в том, что они ее продолжат, ни старый, ни малый Пригода не сомневались. Смерть матери требовала достойного отмщения.

Дед закусывал крепкий первач табачным дымком самокрутки, а внук приналег на еду. Когда рассвело, дед Макар надел рваную фуфайку, взял в руки клюку и пошел в село. На немой вопрос Петра коротко ответил:

– Та пиду, розвидаю…

Вернулся довольный и повеселевший. Оказалось, что немецкий штаб откочевал поближе к линии фронта, и в селе осталась только ортскомендатура, а при ней пехотный лейтенант, – хлюпик в очках и длинным утиным носом – три немецких солдата и несколько полицейских.

– Баба з возу, кобыли лэгшэ… – с облегчением прокомментировал это событие дед.

Про случай в Ореховой балке пока никто ничего не знал…

Мост не давал Петру покоя. Он уже несколько раз пробирался к заветной вербе, подолгу присматриваясь к движению на дороге, которое осенью заметно усилилось. И охрана моста стала понадежнее: немцы опутали берега колючей проволокой, построили пулеметный дзот и вышку, на которой постоянно дежурил часовой, осматривая в бинокль окрестности.

Попробовал было Пригода еще раз сунуться в Ореховую балку, да едва ноги унес, наткнувшись на немецкий патруль, – ушел через болото.

Немцы явно осторожничали. Беззаботность первых дней войны уступила место угрюмой сосредоточенности, злости. В селе свирепствовал ортскомендант, тот самый интеллигентный с виду «хлюпик» в очках, на поверку оказавшийся чистым зверем. Его подчиненные денно и нощно рыскали по дворам в поисках продуктов для армии фюрера.

Раза два заходили и к Пригодам. Но у деда Макара, кроме двух ведер картошки и последней курицы, которая уже и сама рада была пойти под нож, только чтобы не сдохнуть от голодной старости, ничего найти не удалось.

Как-то Петр поделился своими мыслями по поводу моста с дедом. Тот покряхтел, закурил, чуток подумал, а затем хитро подмигнул внуку и потащил его за собой.

За сельским выгоном, в зарослях терновника, дед отыскал кучу взрыхленной земли, над которой возвышался стабилизатор неразорвавшейся авиабомбы. Молодой Пригода пощупал холодный металл и с сожалением взглянул на деда Макара – то ли тот не понял его замысла, то ли того… на старости лет.

Но дед, сняв ватную безрукавку, с которой не расставался даже в жаркие летние дни, поплевал на ладони и принялся отбрасывать землю в сторону предусмотрительно захваченной лопатой.

– Диду, чы вам робыты ничого? – придерживал Петр старика за рукав.

– От бисового батька сын! Вырис до нэба, а ума як у ции жылизякы… – И дед объяснил Петру, для каких целей сгодится авиабомба. – На, копай, – ткнул он внуку в руки лопату. – Може, боишься?

– Та вы шо, диду?! – Петро заработал с завидной сноровкой и быстротой.

Взрыватель вывинчивал сам дед Макар, который в Гражданскую служил артиллеристом. Петра, несмотря на его уговоры, дед отогнал подальше, в канаву.

«Як нэ повэзэ, то прямо до Бога за пазуху попаду, бо воно вжэ й пора…» – сказал он и перекрестился.

Но все обошлось благополучно. Тщательно припрятав железную болванку со смертоносной начинкой, дед и внук поспешили домой.

Ночь выбрали потемней. Плот, на котором лежала привязанная и замаскированная ветками авиабомба, отбуксировали поближе к мосту утлой лодчонкой. Дед Макар остался в камышах, а Петро, раздевшись, вошел в воду и, стараясь не шуметь, поплыл дальше, подталкивая плот, где лежали кроме бомбы связанные проволокой гранаты и моток веревки.

По мосту громыхали немецкие грузовики. Вода уже была по-осеннему холодной, и без плота Петру пришлось бы туго – тело закоченело, и руки повиновались с трудом. Под мостом течение оказалось особенно быстрым, и Пригода едва не упустил плот. Привязав его к свае, он обхватил ее ногами и некоторое время отдыхал.

Затем, еще раз проверив надежность креплений связки гранат, взял веревку, лег на спину и, отдавшись на волю течению, принялся торопливо распускать моток. Когда его прибило к берегу, в руках оставалось не больше трех метров веревки – расчет оказался точным.

«Ну, гады! – весь дрожа от нетерпения, Петро ждал, когда на мост вползет очередной грузовик. – За маму!!» – И изо всех сил потянул веревку, другой конец которой был привязан к кольцу предохранительной чеки гранаты.

Взрыв раскроил темноту огненным всплеском. Центральная часть моста вместе с грузовиком рухнула в реку, деревянные щепки и осколки градом посыпались в воду и прибрежные заросли.

Лодка едва не опрокинулась, когда Петро в радостном возбуждении вскочил в нее.

– Ну?… – дед Макар обхватил его за плечи.

– О! – показал Петро большой палец и усиленно заработал веслами, выгоняя лодку на быстрину.

А возле моста в это время шла беспорядочная пальба – ошеломленная взрывом охрана в панике поливала реку и лес свинцом.

Только дома при свете каганца дед Макар заметил, что Петро ранен – видимо, какой-то осколок задел ему плечо. Но что было внуку до этой царапины, когда в груди бушевала неуемная радость победы?!

Ранним утром в село нагрянула айнзатцкоманда [40]СС. Всех взрослых жителей и детей согнали к школе. Забрали и деда Макара. Сквозь щели в двери сарая Петро видел, как немцы подталкивали прикладами старого Пригоду; где-то в центре села ударила автоматная очередь.

Не в силах больше справиться с волнением и недобрыми предчувствиями, Петро схватил автомат и что было мочи припустил через огороды к старой церквушке. Оттуда с колокольни была хорошо видна школа и скверик возле нее, где стояли сельчане в окружении эсэсовцев.

На школьном крыльце расположились немецкие офицеры, среди которых был и ортскомендант. Выслушав доклад одного из своих подчиненных, высокий офицер-эсэсовец небрежно махнул рукой и направился к броневику.

Эсэсовцы стали загонять людей в деревянный амбар – единственное строение, оставшееся от панской усадьбы, которую сельчане разобрали для своих нужд по кирпичику. Когда последний человек переступил порог, дверь закрыли и заколотили досками.