Воздушный стрелок - Клаус Фритцше Страница 39

Война кончилась, слова «скоро домой» летят к нам со всех сторон. В составе нового командования лагеря значительный процент фронтовиков-инвалидов, которые к нам, пленным, относятся по-иному, нежели прежнее командование войск МВД. Читатель, быть может, понимает, что мне хотелось оставаться заведующим производства игрушек вплоть до возвращения домой.

Производственные показатели игрушечников все растут, письменные отчеты, которые составляю с педантичностью бухгалтера, приводят в восхищение нового начальника лагеря. Оказалось, что быть отличником не всегда выгодно для самого отличника.

Прибыл новый транспорт с немецкими военнопленными из самой Германии. «НОВЫЕ» без всякого опыта, как нам казалось, последняя надежда немецкого командования. Люди, совсем не привыкшие к физическому труду и нередко неспособные из-за физических недостатков. В зоне построили большую палатку с нарами на 120 человек, и начальнику лагеря потребовался укротитель для приведения в порядок этого цирка. Как он остановился на мне, знает только Бог. Скорее, подсказал ему это черт. Пришлось покинуть отдельную постель в помещении производства игрушек и располагаться в проветриваемой палатке среди толпы бушующих «НОВЫХ».

Когда-то, еще в летной школе, я руководил группой из 15 человек, старшим обслуги возился с дисциплинированным составом не более 30 человек, а теперь 120 депрессивных или сумасшедших «НОВЫХ», которые пока еще имели смутное представление о том, что такое дисциплина в учреждениях архипелага ГУЛАГ. Задание непривычное, неприятное, и как мне показалось, сверх моих сил. Я же не знал, что проникнуть в такую бесструктурную массу одному совершенно невозможно. Со временем до меня дошло, что отдельным особам надо предоставлять хоть скудные привилегии, которые за эту цену, в свою очередь, будут готовы служить в качестве овчарок. В конце концов я этого достиг, и число упреков, сыпавшихся на мою невинную голову, постепенно уменьшилось. В один прекрасный день у меня состоялась почти дружеская беседа с начальником лагеря (который по возрасту годился мне в отцы), и я отважился спросить, по каким причинам на роль командира роты он назначил именно меня. Ответ был прост: «По по-русски говоришь и пишешь, умеешь учиться». Вот и все.

Работа на торфу была очень тяжелая, тяжелее всего на перекладке рельсовых путей гидромониторов. Широта колеи этих путей около 3 метров, длина шпал не менее 4 метров, длина одной секции 6–7 метров, т. е. туда входит не менее 10 шпал. С ходом разработки торфа рельсы гидромонитора должны соответственно отступать. Рельсовые секции указанных размеров вручную поднять и перетаскать на расстояние около 5 метров — не шутка, особенно когда путь пересекает болото. При поднятии секции работяги иногда стоят в воде по пояс. Шпалы словно засосаны в илистом грунте, и, чтобы оторвать их, требуются усилия вдвое превышающие вес самой секции. Требуется бригада здоровых мужчин численностью до 30 человек. Страдают люди не только от тяжести работы, но также и от агрессивности болотистых вод. У многих есть открытые язвы.

Немного легче работать на полях, где торф сушат. Торфяное сырье поступает по трубопроводу на поле, где вода сливается и испаряется. Слой влажного торфа разрезают специальными гусеницами на кирпичи, тем самым подготавливая себе очередную порцию тяжелого физического труда — поднять и крест на крест уложить кирпичи, весь которых из-за значительного влагосодержания довольно высок. Весь восьмичасовой день стоять с согнутой спиной, поднимая и передвигая десятикилограммовые кирпичи — настоящая каторга. При этом нужно учесть, что под летним солнцем, без какой-нибудь тени, на поверхности поля — 40–50 градусов жары.

Легче всего погрузка сухого торфяного кирпича в узкоколейные вагоны, на которых горючее катится к балахнинской ТЭЦ. На всех участках я по собственному желанию работал несколько смен, и не раз мои мысли возвращались к южской предсказательнице. Видя несчастье товарищей, я по праву мог считать себя счастливцем.

Прошло лето 1945 года, в моем цирке стало прохладно, а о возвращении домой не следовало и думать. Зимовать в палатке — невозможно. Что же будет? В конце сентября получаем спасательный приказ: взять вещи, собраться по-походному и всему лагерю по-ротно построиться у проходной. Личное имущество военнопленного — не вес. Ложка, складной ножик, бумажник с фотографиями семьи и походный котелок. Все. Остальное считается нелегальным и может быть изъято во время ежемесячного обыска. Но за последнее время в Пыре обыски не проводили, и результат — за плечами — не чахоточный рюкзак, а туго набитые кули. Откуда пленный берет столько барахла? А черт его знает. Куда нас поведут, знает опять только командование. Далеко ли? Пешком или на транспорте? Об этом никому ни слова. Должно быть — в отапливаемое здание.