Война "невидимок". Остров Туманов - Николай Шпанов Страница 38

Ни сам Хуль, ни тем более пастор не заметили, что день ото дня, в прямой пропорции к материальной поддержке, оказываемой Вилли причетнику, повышался и интерес рыжего к жизни прихода, в особенности же ко всему, что касалось деятельности нового пастора среди прихожан.

Впрочем, странным казалось и самому Хулю то, что кроме дружбы с нечестивцем Нордалем у пастора завязались близкие отношения с самым удивительным человеком, какого Хуль знал на острове, — с доцентом Фальком.

* * *

Фальк был нелюдим. Суровость в обхождении с людьми не располагала к общению с ним. Синие колючие глаза сердито глядели из-под седых бровей. Сухой рот был постоянно плотно сжат, словно никогда и не открывался для улыбки или приветствия. Ни у кого не появлялось желания выйти на порог дома, когда по камням мостовой раздавался глухой звук тяжелого протеза — Фальк был хром. Он ходил, опираясь на палку, глядя прямо перед собой, не оборачиваясь на встречных, — словно жил в пустыне и не желал знать ничего, кроме колб, заполнявших все столы и полки его жилища. Если же он и появлялся на людях, облаченный в старомодный сюртук, надетый поверх трех жилетов, как того требовал старинный обычай, в порыжевшей шляпе с полями, изглоданными кислотой, то лишь для того, чтобы закупить себе кое-какой пищи или сдать заказ на поставку кроликов.

Просто удивительно, какое количество кроликов уничтожал этот человек! Кое-кто из хозяев даже стал разводить этих длинноухих зверят специально для доцента Фалька. Да, было что-то сверхъестественное в том, что столько кроликов требовалось одному человеку! Прежде на острове Туманов такого никогда не случалось.

Фальк редко позволял себе прогулку ради прогулки. Как правило, это случалось в дни дождливые или пронизываемые колкой крупой метели. Именно в такое ненастье Хуль видывал тощий силуэт доцента на вершине скалы, около которой стояла церковь. Но пусть разразит Хуля небесный гром, если он хоть раз заметил в Фальке желание завернуть в храм! Нет, старик обходил церковь, как зачумленное место.

И вот, пожалуйста, — именно к этим-то двум, Йенсену и Фальку, худшим во всем приходе, тянулся новый священник. Поистине неисповедимы пути Господни! И причетнику было над чем поразмыслить за кружкой пива, которой время от времени угощал его рыжий Вилли.

Чем больше причетник думал об этом деле, тем ближе к истине казался ему рыжий.

— Для чего пустили сюда нового пастора? Чтобы он помог прихожанам сносить тяготы жизни, ниспосланные Всевышним.

— И твоими сородичами, Вилли, — гуннами, — неосторожно вставил захмелевший Хуль.

— Не обязан ли ты, если не хочешь навлечь неприятности на себя и на весь приход, хорошенько разнюхать, чем занимаются твой пастор и этот хромоногий Фальк?

— Пожалуй, ты прав, Вилли, — я должен это знать. Пусть я буду трижды проклят, ежели не узнаю, в чем тут дело!.. Эй, хозяин, еще по кружке! Ты позволишь, Вилли?

— На сегодня хватит, Оле! Иди, и чтобы завтра же я знал, о чем будут сегодня вечером сговариваться пастор и Фальк. Или ты недостаточно ловок, чтобы узнать это?

— Что ты сказал? — обиженно воскликнул Хуль. — Я недостаточно ловок?! Ты не знаешь Оле Хуля! Для такого друга, как ты, Хуль может все. Понимаешь — все! Дай сюда твое ушко, рыженький. — Причетник склонился к волосатому уху Вилли: — Только, чур, между нами… Слышал о русском?

— О том, что бежал с «Марты»?

— Знаешь, где он?

Рыжий не мог скрыть овладевшего им волнения. Но, стараясь казаться спокойным, равнодушно сказал:

— Уж не станешь ли ты уверять, будто знаешь, куда его сплавили?

— А вот и знаю! — мотнул отяжелевшей головой Хуль. — Оле Хуль знает все странности своего пастора! А русский — одна из его странностей… Ты еще недостаточно ценишь меня, рыжик. Дай-ка я тебя поцелую!

Рыжий оттолкнул пьяного.

— Ну, говори!

— А? — Причетник с трудом поднял клонившуюся на грудь голову. — Ты меня…

— Говори же!

Но голова причетника упала на дубовые доски стола. Он был безнадежно пьян.