В ад с "Великой Германией" - Ганс Гейнц Рефельд Страница 36

29 января 1945 г. Одна часть роты марширует в Панёшлиттен, другая идет пешком к транспортным средствам, которые отправляют ее дальше на север. Дорога идет через Вартенбург — Бишофсбург в Лаутерн, где мы можем задержать русских. Таким образом, мы сможем создать еще одну линию обороны на севере у Кенигсберга. Теперь мы снова на машинах и быстро двигаемся на север, чтобы достичь крепости Кенигсберг, так как враг может отрезать нам путь через Фриедланд и Удервунген. Проезжаем через Бишовштейн и из Хайльсберга направляемся далее на восток. Там мы замечаем несколько бетонированных дотов, которые, однако, совершенно не приспособлены к обороне. Они относятся, пожалуй, к «Хайльсбергскому треугольнику», той области, где после Первой мировой войны еще строились укрепления в Восточной Пруссии. Путь идет далее к Бартенштайн, где мы получаем из большого военного лагеря телефонный кабель и другие необходимые вещи. В деревнях и городах, которые мы проезжаем, чувствуется паническая готовность населения как можно скорее уйти отсюда. Мы наблюдаем поистине печальную картину. На дорогах, ведущих в Кенигсберг, толпы народа. Люди пытаются всеми силами попасть туда. Много беженцев, которые оставались в своих домах слишком долго, оказались в районе боевых действий. Картина прямо-таки трагическая! Траки танков прокатывались через повозки, которые были нагружены до основания. Много трупов гражданских лиц в уличных канавах и мертвых, раздавленных танками и бронетранспортерами, лошадей. Чемоданы, ящики, домашний скарб, постельные принадлежности и другие пожитки разбросаны по дороге вместе с поломанными повозками. Здесь появился Илья Эренбург, взывающий к мести, убийствам, подстрекавший русских на проявление ярости к беззащитному гражданскому населению, женщинам, детям, старикам, даже к французским военнопленным. Образ действий русских был поистине нечеловеческим.

30 января 1945 г. Наша воля продолжать борьбу только укреплялась теми переживаниями, которые мы испытывали, видя все это бесчинство. Вскоре мы достигли города Прейсиш-Эйлау. Далее едем в Кройцбург и пересекаем автобан (Эльбинг — Кенигсберг) к западу от Коббельбуде. Чтобы попасть в Кенигсберг, мы должны прорвать одно из русских наиболее слабых колец окружения. Это в районе города Яскейм, причем мы не знали, занят ли он русскими и как много их там может быть. Мы ехали всю ночь плотной колонной и наконец прибыли в Коббельбуде. Здесь мы надеялись на короткий отдых: положив шапку под голову, погрузиться в глубокий сон. Но не успели заснуть, как снова прозвучал приказ: «Внимание! Быстро собирайтесь, мы атакуем!»

Атака и оборона при Яскейме

30 января 1945 г. 7-я рота пехоты, 8-я рота крупнокалиберных пулеметов и минометов 2-го батальона танковой гренадерской дивизии «Великая Германия». Спустя несколько часов я готов к маршу вместе со своими минометчиками. И вот уже урчат моторы, и мы отправляемся. Высокий снег лежит по всей Восточной Пруссии и окрашивает ее в беловато-серые тона. Я сижу в кабине водителя моего грузовика и напряженно всматриваюсь в сумерки наступающего январского утра. Восточная Пруссия — это широкая равнина. Я вижу, как далеко впереди горят деревни, стоящие вдоль дороги с обеих сторон. Небо пронизывают светящиеся трассы пулеметного огня, а также трассирующие пули, оставляющие после себя яркий след в сумерках. Затем вокруг внезапно становится светло, как днем. Это вспыхивает очередной дом, и искры от пожара разлетаются по выцветшему небу, которое уже приобретает красноватый оттенок. Раздается короткий, жесткий выстрел противотанковой пушки. И больше ничего не слышно, так как все звуки поглощает рев моторов наших грузовиков. Мы едем вновь в неизвестном направлении. Наконец перед нами вспыхивает красный цвет стоп-сигнала едущего впереди автомобиля. Мы останавливаемся. Я выскакиваю из машины и иду вперед к командиру роты старшему лейтенанту Хиннерку. Вдоль колонны раздается призыв: «Командиры взводов, к комбату!» Я догоняю взводного пехотных орудий обер-фельдфебеля Гроссе. «Фигня, — говорит он, — увидишь, что мы опять засядем здесь в окопах!» Мы идем вдоль остановившихся грузовиков, в которых закутанные в плащ-палатки с оружием в руках сидят наши солдаты. Холодно… Свинцово-серые облака низко опустились над нами. Сегодня, конечно, снег будет опять идти не переставая. Командир батальона сидит в своей легковой машине, склонившись над картой. Мы представляемся: «Командиры взводов, как приказано, явились». — «Хорошо, Рехфельд, Гроссе, подойдите, пожалуйста!» Узнаем от него: мы остановились сейчас на дороге Коббельбуде — Зеепотен, далее она ведет в Кенигсберг. Наш авангард уже вышел на соприкосновение с противником. Мы знаем, что русские появились повсюду в здешних деревнях. Где проходит основная линия фронта и какое оружие имеется у противника, нам неизвестно. Русские замыкают кольцо вокруг Кенигсберга, но пока в нем еще есть свободные проходы. Если мы попытаемся прорваться, то, очень возможно, из-за нашей неосведомленности попадем под огонь противотанковых орудий и нас заставят отступать. Но, возможно, нам повезет, и мы как-нибудь проскочим между иванами. «Прикажите вашим солдатам, чтобы они самым внимательным образом наблюдали за окружающей местностью. Огневые позиции должны быть приспособлены к круговой обороне, чтобы нас не смешали с дерьмом!» Он оглядывает нас серьезным взглядом: «Прикажите выйти из машин и приготовиться к обороне. Я благодарю вас. До встречи в Кенигсберге!» Я прошу дать мне карту этой местности, так как вообще не имею никакого представления, где точно мы находимся. Я получаю хорошую штабную карту, возвращаюсь к своему грузовику и вызываю своего связного: «Гюнтер (Лоренц), бегите к грузовикам и передайте мой приказ всем выйти из машин, выгрузить боеприпасы, взять по два ящика на человека — и вперед!» Все приходит в движение! Группы солдат отправляются к своим взводам и следуют с некоторыми интервалами к деревне Хелльверден. Нашей первой целью является усадьба. Когда мы приближаемся к домам, оттуда раздается несколько выстрелов. Видимо, там засели русские. Мы осторожно осматриваем отдельные дома и подвалы. В нескольких подвалах, где сидели русские, их без сопротивления берут в плен. Я собираю своих минометчиков и жду команды на выступление. Медленно подходят пехотинцы, пробираясь по снегу. Белые хлопья танцуют в воздухе, видимость становится все хуже, сильный ветер бьет в лица. Снег постепенно переходит в настоящую метель. Теперь он идет большими сырыми хлопьями, которые застывают на лицах. Ко всем бедам, ветер дует спереди и застилает глаза. Наконец, что-то удается рассмотреть на расстоянии почти в тридцать метров. Там уже находятся наши тяжелые пехотные (15-см) и легкие орудия, готовые, как и мои минометчики, к стрельбе. Но в нашем положении атака пока невозможна. Пехота лежит на расстоянии 300 м перед нами, в усадьбе, на песчаной высотке. Я вызываю радиста и спрашиваю его о готовности радиостанции. После короткой отладки один из моих командиров отделения связывается с радистом. Но связь возможна на расстоянии не более ста метров. Мы не видим русских, и они не видят нас. Ящики с минами у минометчиков полностью покрыты снегом. Я позволяю дать несколько пристрелочных выстрелов, чтобы противник знал о нашем существовании. Мины быстро затухают где-то в снегу. Чтобы получить какой-то обзор, я иду к позиции крупнокалиберных минометов. Только с большим трудом можно держать глаза открытыми. Биноклем нельзя пользоваться уже давно, стекла сразу же запотевают. Мы пристально смотрим на сугробы. Внезапно какие-то люди подходят к нам. Русские? Пока я еще ничего не могу разглядеть. Поднимаю свой пистолет-пулемет, снимаю его с предохранителя и пристально смотрю на покрытых снегом людей. Теперь они уже в десяти метрах от нас: женщины и дети. Поднимаюсь и кричу им: «Сюда!» Плачущие девушки с бледными, испуганными лицами бросаются ко мне на шею. «Помогите! Помогите!» Дети плачут и кричат: «Мама, мама!» Старики и женщины стоят безмолвно. Их бледные лица замерзли, одежда мокрая от снега. Я потрясен! С трудом удерживаю молодую девушку, которая готова упасть в снег. На ее лице застыли безысходность, страх и горе, которые выгнало из домов теперь уже неимущую Восточную Пруссию. Я медленно подхожу к собравшимся перед нами людям. Это примерно 30 человек, некоторые без пальто. Мужчины, у которых русские сняли сапоги, без ботинок! Как они счастливы встретить снова немецких солдат! Наш батальонный врач забирает всех этих людей и провожает их в дом. Я возвращаюсь к моим минометчикам. Но встреча с беженцами не идет у меня из головы. Появляется связной из батальона: «Унтер-офицер! Вы должны вместе с 7-й ротой атаковать справа!» Мы меняем позицию, разбираем свои минометы. Командиры батарей сообщают о наличии боеприпасов, и мы отправляемся на новую позицию. Между тем снежный шторм несколько стих. Проходим по полевой дороге примерно 800 м, далее справа — усадьба. Пехота уже здесь, солдаты ждут, пока я не займу позицию со своими минометчиками. За амбаром я устанавливаю 4 миномета и прикидываю свой дальнейший образ действия. Здесь иван ничего не должен видеть. Перед нами, за плоской возвышенностью, деревня Яскейм. Мы отсюда видим только ее крыши. Следует установить, есть ли там русские. Два легких орудия пехоты переводят на открытую огневую позицию в непосредственную готовность к стрельбе. Трое разведчиков возвращаются из деревни и сообщают, что деревня занята, но русских в ней немного. Наши пехотинцы, растянувшись в цепь, подходят к деревне. Их белые маскхалаты едва видны на снегу. Пока ни одного выстрела! Я беру бинокль и наблюдаю за возвышенностью и деревней. Ничего внушающего опасения не видно. Различаю маленькие пунктиры пехотинцев, исчезающих за высотой. Перед нами взрываются пять минометных мин. Стрельба идет с возвышенности, куда еще не дошли наши пехотинцы. Я смотрю направо. Там — железнодорожная станция Коббельбуде, с многочисленными товарными вагонами, локомотивами и запасными путями. На станции — оживленное движение поездов и мечущиеся солдаты противника. Обеспокоенно спрашиваю адъютанта: «Кто все же занимает позиции справа от нас?» Он отвечает: «Там нет никого, мы — правое крыло, за нами открытая местность». — «Замечательно, — говорю я, — если русские начнут контратаку, мы совершенно беззащитны». — «Да, это так, и поэтому особенное внимание надо уделять правому флангу!» Я отправляю двух минометчиков на фланг с приказом наблюдать за обстановкой. Тем временем мои радисты уже устранили неисправность, и я связываюсь с командиром отделения пехоты. Из деревни слышно, как трещат наши пулеметы, — соприкосновение с противником все же произошло. Я оцениваю с адъютантом батальона наше положение. От него узнаю, что мы натолкнулись здесь на разрыв в кольце окружения Кенигсберга и пытаемся войти в город. До сих пор мы «путешествовали» по границам котла от Прашница на север, снова и снова сталкиваясь с русскими подразделениями, идущими с востока, у которых мы по возможности громили передовые отряды в жестоких сражениях, пытаясь деблокировать кольцо окружения. Здесь открыт наш правый фланг, мы выдвинулись далеко на восток. Сегодня наши войска из Кенигсберга должны атаковать и выйти нам навстречу, связывая в боях русское наступление. Вечером мы собираемся прорваться в город. Мои оба радиста тяжело ступают по снегу, двигаясь к Яскейму. Иван снова посылает два выстрела из миномета. Мы наблюдаем за радистами. Оба скоро исчезают за высоткой. Налаживаем с ними радиосвязь: «Здесь Илона 1, здесь Илона 1 — Илона 2, пожалуйста, подтвердите прием!» Они отзываются! Радио работает безупречно. Скоро приходит приказ: «Минометам сменить позицию и следовать в деревню». Я отправляю два миномета в деревню и готовлю следующую группу, которая идет вслед. Теперь, согласно диспозиции, одна группа двигается, другая выжидает, готовая к стрельбе, после чего я отправляю ее дальше. Сам иду со своим связным в начале. Двигаться очень тяжело — снегу по колено. С трудом мы все-таки продвигаемся вперед. Я вижу, что легкие орудия пехоты также взяли на передки, и они теперь следуют за обоими грузовиками. Мы доходим до первых домов, где сидит наш корректировщик. Оба орудия также появляются здесь. Мы, оба командира взводов, собираемся идти к командиру батальона, но раньше я разрешаю своим людям уйти в укрытие и приказываю обоим отставшим минометчикам, чтобы они быстрее двигались сюда. Наше радио работает отлично! Оба орудия пехоты занимают огневые позиции и ведут подготовку к стрельбе. Деревня Яскейм расположена на одной улице, то есть два ряда домов лежат по обеим ее сторонам. Но имеются и поперечные улицы. С небрежно повешенными на плечо пистолетами-пулеметами мы, оба взводных, ищем для себя наблюдательный пункт. Один из домов представляется нам подходящим. В то время как мы выбираем годящиеся для наблюдения окна и быстро осматриваем дом, из конюшни проявляются испуганные хозяева. Это старая мать с двумя дочерьми, 28 и 18 лет. Мы с удивлением спрашиваем, видели ли они русских? Они отвечали, что почти совсем не появлялись дома и искали немецких солдат, и наконец вернувшись домой, чтобы собирать вещи, увидели «германских солдат». Им самим русские солдаты не причинили никакого вреда. Мы сооружаем наблюдательный пункт, выставляем первых наблюдателей. Но тут по деревне разносятся крики: «Казаки! На лошадях!» Мы смотрим в указанном одним из солдат направлении. Идет снег, но уже совсем слабый. Я выхожу на улицу перед домом и вижу, как примерно двадцать казаков скачут галопом по снегу прямо на нас! В руках у них винтовки. Они, как дьявольское привидение, появляются здесь внезапно. Теперь время идет молниеносно! Наш батальон на бронетранспортерах также заметил слева всадников и открыл по ним стрельбу из крупнокалиберных минометов. Но они уже ворвались в деревню, именно туда, где стоят наши орудия пехоты и мои минометчики, которые уже стреляют из карабинов и пистолетов во всадников. Казаки уже в нескольких метрах от нас! Ужасно скрипят их седла! Они стреляют навскидку из винтовок и автоматов. Потрясающая воображение картина! Снаряд разрывается у окна, рядом со мной. Я поднимаю свой пистолет-пулемет и целюсь в самого переднего всадника, который уже прижимает винтовку к щеке. Расстояние до него не более 30 м! Мое оружие «выплевывает» пули, гильзы вылетают из магазина. Чад от пороховых газов заполняет легкие. Я опустошаю весь магазин из тридцати патронов на первых всадников. В прорези мушки вижу, как казак бросает винтовку и падает с лошади! Конь поднимается на дыбы и тоже летит в снег. Следующие лошади спотыкаются о лежавших и несутся куда попало. Жуткая неразбериха! Я хватаю пистолет-пулемет, вынимаю магазин, ставлю новый и оглядываюсь, чтобы прояснить обстановку. Новая группа лошадей летит прямо на меня. Трещат выстрелы. Черт возьми! Всадник стреляет прямо в меня. Промах! Теперь я открываю огонь на поражение. Выстрел — прямо в цель! Лошадиные и человеческие лоскуты кожи взлетают в воздух! В бой вступили наши 7,5-см легкие орудия, которые стреляют на короткое расстояние (от 70 до 80 м) в скачущих казаков! Быстрый огонь! Мой наблюдатель ведет огонь по отдельным целям. Часть всадников поворачивает назад.