Сибирь - Георгий Марков Страница 31

Федот Федотович засмеялся. Акимов посмотрел на него, убеждаясь, что старик совершенно не верит в эти необузданные фантазии, сказал:

— Темные грозы… Бог чудовища сбрасывает с небес… Смрад… псина… Бр… Храбрым надо быть, чтоб не поверить в эту чушь!

— И верят, Гаврюха! Спроси вон у охотников, многие ли из них на Вонючем болоте бывали? Не шибко-то!

Потрухивают!

— И все-таки сходим, Федот Федотыч!

— Давай, пошли! — вновь с ухмылкой воскликнул Федот Федотович.

По представлениям Акимова, старик, конечно, изрядно преуменьшил расстояние до Вонючего болота, сказав, что о г стана до него семь-восемь верст. Они шли часа три без остановки, шли ходко, часто переходили на бег, так как местность становилась пологой и лыжи скользили безудержно, будто по свежему насту.

Не доходя до Вонючею болота версты две-три, Акимов заметил, что крупный лес начал редеть, а потом и совсем отступит. Теперь перед его взором лежала лощина, поросшая чахлым ельником, наполовину уже засохшим. То там, то здесь из снега торчали вывернутые корневища старых пеньков и полуобнаженные, покрытые темным мусором юловки кочек.

— Вот, Гаврюха, смотри. Здесь оно, Вонючее болото, начинается, а кончается у черта на куличках. Переходить его, копешно, никто не рисковал, а обойти вокруг я разок попробовал. Два дня шел кромкой — и все же зря. Обойти не смог, вернулся…

Акимов внимательными глазами присматривался к Вонючему болоту. Его вид был непривлекателен, оно походило ьа старое, запущенное кладбище, но по проталинам, которые зияли повсюду, по дымкам, выползавшим откуда-то из-под коряг, по иезамерзшим лывам воды чувствовалось, что эта заметенная снегом равнина живет подспудной, таинственной жизнью. "Загадка природы! Привезти бы сюда дядюшку Венедикта Петровича. Интересно, какие бы он гипотезы высказал…" — думал Акимов.

Они прошли еще с полверсты. и Федот Федотович, шедший впереди, вдруг остановился.

— Ну, Гаврюха, баста! Иди дальше один, а я тут на месте потолкусъ. Голова у меня от этого смрада слабеет.

Острый, неприятный запашок уже доносился до них.

— Хорошо, подожди меня, Федот Федотыч, — сказал Акимов и, широко размахивая руками, заскользил по снегу, направляясь к ближайшему пеньку.

Федот Федотович смотрел Акимову вслед с усмешкой, зная заранее, что произойдет дальше.

Придерживая дыхание, Акимов стремительно подкатил к одной из коряг и, склонившись над ней, принялся осматривать ее. Но запаса его сил хватило всего лишь на одну-две минуты. Сильный, с горчинкой запах сковал дыхание. В висках застучало. Черные пятна запрыгали в глазах, голова закружилась. Акимов резко отпрянул от коряги и бросился что было мочи назад.

— Нюхнул, Гаврюха? Ну как?! Ха-ха-ха! — Федот Федотович хватался за бока.

Акимов же убегал от коряги, ни разу даже не оглянувшись.

— Ну что скажешь, Гаврюха? — спросил Федот Федотович, когда Акимов приблизился.

— Без науки это болото не разгадать, Федот Федотыч. Оно насыщено газом. Но вопрос в другом: какой это газ, откуда он берется? Возможно, что этот газ — результат сгорания ушедшего от нас растительного и животного мира, но может быть и так: в земной поверхности образовались трещины, и на поверхность через неведомые пути проникает подземный природный газ.

Черт его знает… Не знаю, Федот Федотыч… — Акимов беспомощно развел руками и виновато улыбнулся, взглянув в глаза старика.

— Вот то-то и око, — почмокал губами Федот Федотович и, переведя строгие глаза на Акимова, продолжавшего стоять в раздумье, тихо сказал: Тут загадок, Гаврюха, на каждом шагу. Есть одно место препотешное. В полудне ходьбы от моего стана. Живет там в пихтовой тачжке Врун…

— Как это Врун? — не понял Акимов.

— А так: крикнешь, скажем "Эй, Гаврюха, иди сюда!" А тот тебе ответит: "Сам приходи! Жду!"

— Ну уж, Федот Федотыч, в это я не поверю, Сказки!

— Не верь! Я тоже не верил, пока Врун меня не попутал.

— Как это? — смягчая категорический тон недоверия, спросил Акимов.

— Небольшой артелкой шишковали мы неподалеку от владения Вруна. Там же у нас и стан был. И вот раз припоздал я вернуться на стан вовремя. Завечерело.

Знал я тропу хорошо, а все-таки в темноте сбился. Ходил, ходил, вижу заплутался. Встал и давай кричать:

"Митрофан! (Так одного связчика моего звали). Где ты? Отзовись!" Слышу: "Эге! Тут мы!" По голосу чую: далековато уклонился я от стана, но делать нечего — ночевать на кочке не станешь. Пошел я прямо на голос.

Шел, шел, дай, думаю, еще раз крикну. Ну, крикнул.

Откликается Митрофан совсем с другой стороны.

"А язви ее, прошел, видать, мимо", — подумал я и пошел точно на голос. Шел, шел — нету нашего стана. Опять я начал кричать. "Ну где ты там запропастился?!" — рассердился на меня Митрофан. "Ну, слава богу, стан рядом", — решил я и, хоть уморился, так что из стороны в сторону меня качало, поднажал изо всех сил. Иду, а сам жду: вот-вот из-за леса костер увижу. Шел быстро, всю одежку в клочья о сучки поразодрал, а стана все нету. Отчаялся я, закричал громко, как мог: "Митрофан! Да где же ты наконец?" Прислушался: тишина. Ни звука. Крикнул еще раз. И вот слышу откуда-то из глубины, как из колодца, Митрофанов голос. Слабый-слабый: "Эге, тут мы! Ждем тебя!" Понял я тогда: не добраться мне до стана, из сил выбился. Сбросил я мешок с орехом наземь, развел костер и прокоротал на корточках до утра.

Чуть забрезжило, пошел я. Тропу при дневном свете нашел быстрей, чем думал. И до стана оказалось — рукой подать. Пришел. Связчики мои еще спят. Разбудил я их, начал рассказывать свою историю. Они переглянулись между собой, и Митрофан говорит: "А мы твоего голоса не слышали и тебе никаких сигналов не подавали". — "Как же, — говорю, — так? А кто же в таком разе мне всю ночь откликался?" Они аж в лице переменились. "Хоть что думай, а только никто из нас с самого вечера с нар не подымался, ни на минуту избушку не покидал". Чтоб уверить меня, ребята побожились и крестами себя осенили. Тут уж и я побледнел. "Вот тебе и на! Люди спали себе преспокойно, а я на их голос спешил. Ведь в этом-то я ошибиться не мог, собственными ушами не раз слышал". Вижу, связчики мои совсем пригорюнились. "Давайте-ка, ребята, — говорит Митрофан, — мотнем отсюда, пока не поздно. Видимо, хозяин тайги в этих местах объявился. Он ведь, сказывают, под всякие голоса умеет подделываться: и под человека, и под скотину, и под птицу".

Я начал было отговаривать ребят, но не твердо, самто потрухиваю, хорошо еще, думаю, не задавил он меня в кочкарнике-то. Короче говоря, в этот же день ушли мы из пихтовой таежки. Но все-таки случай этот запал мне в душу. "Как же, — думаю, — так? Ни в бога, ни в черта я не верю, а тут вроде спасовал. Нет, так не пойдет". Рассказал я нашему фельдшеру Федору Терентьевичу Горбякову. Он засмеялся, говорит: "Ты, фатер, видать, выпил в этот день больше своей меры". Я говорю: "Капли в рот не брал!.. Всерьез тебе обо всем обсказываю, как ученому человеку, а не ради побаски…"