Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль Страница 30

То тут, то там ветряные мельницы в изобилии всасывали воду. Но каждый должен был ждать своей очереди часов пять, а то и восемь-десять, с распухшим языком в глотке. Животные употребляли неимоверное количество жидкости. Мой конь один вылакал, не прерываясь, пять больших ведер воды, то есть сорок литров! Люди наполнялись водой как бурдюки, обливали шею, руки и спину, сожженные солнцем.

Это не помогало. Лучше всего было пить чуть-чуть и довольствоваться случаем потрясти там и сям какой-нибудь вишневый сад. Поиск воды занимал у нас больше времени, чем километры пути.

* * *

Однажды ночью мы прибыли к Манычу, рядом с границей Калмыкии. Эта река проходит через красивые озера на полпути от Азовского до Каспийского морей.

Наша дорога проходила по гребню большой плотины, сдерживавшей воды одного из этих озер. Красные заминировали плотину динамитом и взорвали ее.

Водная масса выливалась через брешь шириной около двадцати метров, через нее немецкие саперы бросили деревянный мост, предназначенный для пехоты и лошадей. Тяжелые экипажи перевозили на другой берег небольшим пароходом.

Нам потребовалось ждать много часов перед этой плотиной, ожидая своей очереди. Озеро было усеяно колонией потрясающих ромашек, усеявших кувшинки. Советские самолеты старались разрушить наш импровизированный мост, но их бомбы только зажигали соседние избы, которые в ночи вздымали вверх красные и оранжевые снопы огня, добавлявшие патетики в эту поэзию цветущего озера и звездной ночи.

В два часа ночи мы любовались восходом. Зеленое небо отражалось в округе, безбрежно затопленной вырывавшейся водопадом водой. Эта вода была цвета вымытой зари, бледно-зеленой свежести, пересекаемая легкими золотыми, почти полупрозрачными проблесками.

Кто бы мог перед этой феерией вспоминать об усталости ночного марша, о давящей дневной жаре? Колонны двигались с песней безупречным строем. Офицеры, подавая пример, шли пешком впереди. За ними ординарцы вели коней. Лошади служили только для обеспечения связи, что часто было суровым испытанием. Чтобы добраться до командного пункта дивизии, я однажды одним махом преодолел сто километров на загнанном коне среди огненной степи.

Но обычные переходы совершались пешим строем, когда офицеры и солдаты по-братски соединялись в усталости, как и в бою.

Комаров становилось все больше и больше. Вечером они кружились звенящими облачками вокруг малейшего огонька.

Другие бестии бросались на определенную категорию наших солдат: страшные лобковые вши, которые впивались в низ живота. Они «инкрустировались» в эти нежные места, как дротики, воткнутые в землю. Был виден только зад этих ненасытных кровососов, толстый, с булавочную головку, и совершенно черный.

Несчастные, терпевшие эту напасть, подвергались настоящим мучениям.

Им приходилось, кроме всего прочего, терпеть шутки всей колонны, всякий раз, когда они на пределе терпения останавливались на обочине, чтобы попытаться у всех на виду вытащить этих наглых насекомых!

7 августа 1942 года мы подошли к Кубани. Оставалось преодолеть двадцать километров. Мы шли быстро, как ветер, и в час дня правый берег развернул перед нашими глазами свои отвесные скалы посреди совершенно плоской местности. Зеленая вода реки виднелась во всей прелести вдоль кудрявого леса.

Советская артиллерия попыталась было оказать сопротивление, но ненадолго.

Мы находились в середине Кавказа! Последняя большая равнина перед горными ледниками блестела в зное королевского лета!

В три часа ночи мы опять тронулись вперед, вверх по течению Кубани, чтобы достичь Армавира. Мы продвигались по карнизам, падающим отвесно вниз с высоты двести метров в зеленую реку. Тысячами мы вытягивались вдоль края этих скал, подталкиваемые сотнями и сотнями крупных коричневых коров, которых гнали славяне-погонщики с суровыми загорелыми лицами.

Так мы топтались часов тридцать, прежде чем ступить на мост, наведенный саперами через бурную реку. Река бурлила, бросая брызги перед любым препятствием.

Маленькое селение находилось на той стороне реки. Мы нашли там только укрывшуюся в погребе с продовольствием семнадцатилетнюю девушку. Она решила охранять родительский дом. Рядом с ней, должно быть, упала граната и отрезала ей осколками одну грудь. Она лежала с горящими глазами, в страшной лихорадке. Ее оторванная грудь уже почернела. Мы сделали невозможное, чтобы оказать ей помощь. Слезы текли по ее щекам, красным от жара. Бедная малышка, она так хотела жить… Но, глядя на ее разорванную грудь, мы знали, что она скоро умрет…

Умереть, когда над благоухающей степью струится божественно чистое небо, без единой морщинки, голубое до бесконечности, в серебряных и золотых проблесках…