Обязан выжить - Николай Дмитриев Страница 30

— Не буду, мне Гольдман белый костюм чистит…

— Белый, да? — переспросил осетин и вдруг заулыбался: — Трость хочешь? Тяжелый такой, хо-о-роший…

Иртеньеву почудился в голосе продавца скрытый намек, и, поправляя на голове пришедшуюся впору шляпу так, чтобы поля прикрыли глаза, Вика кивнул.

— Давай, посмотрим.

Через какую-то минуту Иртеньев уже держал в руках изящную, но действительно тяжеловатую, украшенную серебром трость. Возле рукояти, в центре узора из блестящих, скрученных проволочек, разместилась овальная пластинка с гравированной надписью «Кавказъ».

Повинуясь внутреннему наитию, Иртеньев надавил на нее большим пальцем, одновременно потянув рукоять, и увидел, как в образовавшемся зазоре тускло блеснула сталь ловко спрятанного внутри боевого клинка. Вика поднял голову и встретился взглядом с выжидательно смотревшим на него осетином.

Нет, отказаться от такой штуки Иртеньев просто не мог, и когда после короткого торга он выходил из неприметного магазинчика, его руку, придавая уверенности, оттягивала новоприобретенная шпага-трость…

* * *

Тяжело груженный «Фомаг» подъехал к городу со стороны Осетинской поляны. Шофер, молодой ингуш, которому Вика всю дорогу рассказывал головоломную историю о погоне за якобы изменившей ему женщиной, был настолько очарован длинным повествованием, что даже отказался от оплаты.

Этому кавказцу были предельно понятны устремления Иртеньева, и он так их поддерживал, что Вика и сам начинал в них верить. К тому же, наверно, особую достоверность его выдумке придавала подспудно тлевшая обида на поступок Ирины.

Тем временем пыльная дорога, шедшая от ипподрома, незаметно превратилась в вымощенную булыжником мостовую, по обе стороны улицы появились сначала заборы, потом вытянувшиеся в ряд аккуратные кирпичные домики, и наконец грузовик остановился возле пустовавшей мечети.

Напутствуемый самыми лучшими пожеланиями проникшегося к нему неподдельным участием ингуша, Иртеньев выбрался из кабины, по мостику, представлявшему цельную каменную глыбу, перешел водосбросную канаву и направился в центр города.

Конечно, не мешало бы воспользоваться ингушским гостеприимством, но шоферу сегодня же предстояло вернуться обратно, и этот вариант отпадал. Впрочем, Иртеньев и так был ему благодарен за те семьдесят километров, которые удалось одолеть с неожиданной легкостью.

Хотя улица, на которую заехал «Фомаг», Иртень еву была неизвестна, куда идти, он знал. И точно, после четверти часа неторопливой ходьбы Вика вышел к обширному, окруженному домами воинскому плацу.

По его периметру проходила узкая, обсаженная тополями дорога, а по всей площади из-под травы там и сям выглядывали желтоватые лысины ракушечника, напластовавшегося здесь еще со времен Сарматского моря.

Эта часть города была очень уж памятна Иртень еву, и он, остановившись на краю тротуара, огляделся. Позади него высилось солидное здание бывшей гимназии с коваными полукружиями решетки по обе стороны входа, а чуть дальше виднелся массивный купол православного собора, от которого, вдоль дороги, тянулась цепочка вполне городских двухэтажных зданий.

Вика с прищуром посмотрел на дальний конец плаца и вдруг словно снова увидел приплясывавшего на месте гнедого жеребца с бабками, кокетливо перебинтованными голубым шелком, сидя на котором и держа шашку подвысь, полковник князь Орбелиани рапортовал генералу Фицхалаурову…

Стряхивая наваждение, Вика провел пальцами по глазам и, сойдя с тротуара, быстро пошел по хорошо натоптанной тропке, наискось пересекавшей плац. И сразу, едва Иртеньев оказался на открытом месте, он мысленно вернулся к своему положению.

Теперь Иртеньев думал не о том, что происходило на этом плацу двенадцать лет назад, а о том, что он, в своем белом костюме, оказавшись уже практически вне курортной зоны, начинает привлекать к себе внимание и, значит, пора менять облик.

Хорошо еще, что по пути Вика сумел поменять свой довольно приметный фибровый чемодан на вмес тительный докторский саквояж и стал походить на преуспевающего врача. Однако это дела не меняло, и надо было искать пристанище.

Пока что у Иртеньева оставалась одна цель: попытаться разыскать кого-нибудь из старых знакомых и с их помощью попробовать как-то устроиться. Правда, печальный опыт встречи с Ириной настораживал Вику, но, не имея надежных документов, другого выхода он не видел.

Именно эти рассуждения и привели Иртеньева на улицу Казачью, куда он вышел, миновав знакомый Конный двор. Застроенная невзрачными домишками, она кривыми поворотами плохо вымощенной дороги спускалась к заросшему лесом ущелью, по дну которого, как помнил Иртеньев, текла речонка Ташла.

Приостановившись возле какой-то наполовину вросшей в землю халупы, Иртеньев заколебался. Он никак не мог вспомнить, на каком повороте стоит мазанка его знакомого вахмистра, и сейчас оглядывался по сторонам, пытаясь углядеть какой-нибудь знакомый ориентир.

В этот момент из-за поворота показался молодой парень несколько приблатненного вида. Секунду Иртеньев колебался, но потом все-таки окликнул:

— Эй, послушай, ты местный?

— Ну, — парень остановился и как-то оценивающе посмотрел на Иртеньева.

— Не подскажешь, где тут Подопригора живет?

Парень зачем-то огляделся по сторонам и быстро кивнул.

— Пошли.

В его интонации прозвучала какая-то двусмысленность, и Вика внутренне насторожился. Но парень, весело посвистывая, повел Иртеньева дальше вниз, явно что-то высматривая по дороге, и Вика, откинув сомнения, зашагал следом.

По ходу Иртеньев засмотрелся на низкое окно, между рам которого были выложены немудрящие елочные игрушки, и тут, совершенно неожиданно налетев сбоку, парень втолкнул Вику в закуток между домами.

— Ты что! — опешил Иртеньев.

— А то! Давай, фраер, котлы, лопатник, живо!

В руке у парня оказался неизвестно откуда взявшийся нож, и Вика понял, что перед ним обыкновенный урка, решивший воспользоваться моментом. Секунду Иртеньев оценивающе смотрел на противника, а потом деланно засуетился.

— Сейчас, сейчас…

Ставя саквояж на землю, Вика перехватил заинтересованный взгляд урки и, поняв, что внимание парня отвлечено, незаметно переложил трость в левую руку, одновременно нащупывая пальцем гравированную надпись «Кавказъ».

Шпага с визгом вышла из ножен, парень испуганно отпрянул, но сзади была стена дома, о которую он ударился спиной, а Вика, мгновенно сделав парадный выпад, упер острие клинка в шею незадачливому урке и зло прошипел:

— Ты на кого тянешь, сявка?

— А ты кто? — парень осторожно повернул голову, чтобы еще раз взглянуть на Иртеньева.

— Я? Граф, — Вика назвал довольно употребительную кличку и лениво поинтересовался: — Кодла твоя где?

— Нету… — протянул парень и, чувствуя, как ослабло давление острия, завертел шеей.