Вторжение. Судьба генерала Павлова - Александр Ржешевский Страница 30

Когда Дмитрий Григорьевич вернулся домой, жена Шурочка сказала будничным тоном:

— Тебе звонил Семен Константинович.

Дмитрий Григорьевич посмотрел на жену добрым всепрощающим взглядом. Пусть не красавица, пусть годы берут свое. Но ни с кем ему не было так просто и хорошо, как с ней. Роскошь общения — вот что она ему дала в отличие от всех красавиц. И дар этот повыше многих будет. Как она просто сказала: «Семен Константинович»… Как будто это не нарком обороны могучего государства. Мысль о том, что это свидетельствует, в том числе, и о его выдающемся положении, он не допускал. Но она мелькнула в отдалении.

— Что велел?

— Просил позвонить.

Закрывшись в кабинете, Павлов набрал номер. Густой бас Тимошенко пророкотал в ответ:

— Небось, на рыбалке прохлаждаешься?

— Что вы, Семен Константинович, — скромно сказал Павлов. — Дела.

— Ну, иногда разрядка необходима.

— Так точно.

Настрой предстоящего разговора как будто определился. Хорошо, что позвонил не Жуков, а Тимошенко. Нарком уже в силу своего положения мог судить широко и ненавязчиво.

— Ну и как они — дела? — пророкотал в трубке бас.

— По-прежнему. Летают, — осторожно ответил Павлов, сделав, однако, нажим на последнем слове.

— Знаю, — грубо ответила трубка. — И ты знаешь ответ.

— Надеюсь, осенью мы уже не позволим.

— Это не твоего ума дело.

— А чьего же ума, Семен Константинович? — изумился Павлов. — А если они до Москвы начнут летать? Вы же с меня спросите! Как, мол, защищаешь границу?

— Обязательно спросим.

— Так как же мне вертеться между двух огней? С одной стороны, дозволять, с другой — не пущать?

— А тебя и поставили для того, чтобы ты вертелся.

— Так точно.

Командующий округом отлично понимал, что разговор с наркомом нельзя заключать на тревожной ноте, которое рождает никому не объяснимое чувство вины. Поэтому он сказал бодрым голосом:

— Завтра лечу в Белосток, в четвертую. У Короткова все схвачено, но хочу еще раз проверить.

— Вот это правильно.

Оказывается, и густой бас Тимошенко был способен на модуляции. На том конце трубки явно чувствовалось облегчение. Павлов научился безошибочно различать смену настроения, изначальную задачу командования не только в прямом общении, но и в телефонных переговорах. Сам же подумал, что искусство царедворца рождается не в поколениях. Человек постигает его уже в начале жизни. Когда является нужда. Он, бывший деревенский лапотник из костромской глубинки, быстро одолел эту науку. И в грозном боевом генерале никто бы не узнал бедного вонюховского подпаска. Никакой прорицатель в то далекое время не смог бы сказать, до каких высот вознесет его судьба. Сейчас бы он не уступил, наверное, петровским и екатерининским хитродуям.

Павлову хотелось на подъеме закончить разговор, однако нарком не торопился. Поэтому Дмитрий Григорьевич опять приналег на бодрость:

— Еще раз проверим связь.

— Вот это правильно, — прогудел Тимошенко.

— Там, конечно, есть проблемы. Не хватает радиосредств. Но… нерешаемых вопросов не решаем.

— Ладно, — был ответ.

Дмитрий Григорьевич совсем раскрепостился. Насчет радиосвязи он бил тревогу давно. И безрезультатно. Не только промышленность страны, больше — равнодушие самых верхов оставили армию на проводной связи. Тогда как у германцев для управления частями вовсю использовалось радио. Генштаб в этом деле — ни с места. Пусть, по крайней мере, помнят, что он говорил. А может, и в самом деле не так страшен черт, как его малюют? Еще немного времени, и все технические неувязки будут решены. Весь вопрос в том, есть ли время.

— А что, Семен Константинович, — бодро сказал Павлов. — Первый срок прошел. И ничего! Значит, мы правильно рассчитали.

По данным разведки, вторжение немцев планировалось на середину мая. Не этим ли вызван звонок наркома? Павлов позволил себе об этом намекнуть.