Последние солдаты империи - Евгений Авдиенко Страница 3

Роковая дуэль, лишившая Нелюбова веселой и бесшабашной жизни кавалергарда, произошла как всегда по глупости и как всегда случайно. Тот подполковник был в стельку пьян и, то ли от избытка чувств, то ли желая показать, какой он хороший стрелок, начал палить в висевшую посреди зала огромную люстру. Дело происходило вечером в ресторане, который был явно не приспособлен к упражнениям в стрельбе. Поднялась суматоха, усиливающаяся женскими криками и визгом, и Нелюбов как самый близко сидящий к пьяному стрелку офицер, подошел к нему и отобрал револьвер. Подполковник, лишившись личного оружия, по началу оторопел, а затем, как видно, обидевшись, что ему помешали превратить ресторан в стрелковый тир, вскричал, что не позволит какому-то щенку безнаказанно отбирать его оружие, и потребовал сатисфакции. Друзья Бориса попытались замять скандал, но было уже поздно – оскорбление нанесено публично.

Через три дня состоялась дуэль, и Нелюбов убил подполковника выстрелом в лоб, куда и обещал попасть перед началом дуэли. Возможно, на этом все бы и закончилось, да только впоследствии оказалось, что убитый подполковник находился под покровительством Григория Распутина, и целитель царской семьи каким-то образом сумел убедить императора, что убит святой человек, а Российская империя понесла невосполнимую потерю.

Что за потеря случилась для Российской империи, тогда никто в Петербурге так и не понял, все лишь знали, что Распутин потерял своего постоянного собутыльника и сводника, – в обязанности подполковника входил поиск легкомысленных петербургских дам, которые еще не испытали божественного воздействия Распутина и не прикоснулись к его святыне. В общем, ни заступничество великого князя, ни общественное мнение, которое было целиком на стороне Нелюбова, не уберегли Бориса от царского гнева, и бравый поручик был сослан в какую-то второстепенную часть в Самару, где почти три года прозябал вдали от высшего света.

Служба в Самарском полку была ужасной. Офицеры постоянно ругались меж собой, в квартире Борису было отказано, так что ему пришлось все время жить в грязной провинциальной гостинице. Но именно в этом городе судьба свела его с удивительной девушкой, в которую он влюбился так, что попросил ее руки раньше, чем узнал, что она родственница всесильного графа Шереметева.

Этот брак оказался удачен не только для личной жизни Бориса. После женитьбы хлопотами родственников Варвары Нелюбова перевели в Петербург, и молодые стали жить в его большой квартире на Троицкой улице. Друзья-гвардейцы, встречая поручика, часто предлагали вспомнить былые дни и звали на вечеринки, но Борис с улыбкой неизменно отказывался и спешил домой к своей Варе.

И хотя Нелюбов давно уже привык к расспросам о причинах своей трехлетней опалы, сейчас этот вопрос генерала застал его несколько врасплох, однако, не мудрствуя, он ответил то, что отвечал обычно:

– Защищая честь офицера, подрался на дуэли, господин генерал!

Генерал Мингин улыбнулся и, обратившись к командиру полка, сказал:

– У меня в штабе с недавних пор все как с ума посходили. Соревнования меж собой устроили, кто сумеет больше всех мишеней порубать. А виной тому ваш адъютант.

Борис невольно покраснел. Когда он прибыл в полк, то, желая показать свою лихость, с шашкой в правой и револьвером в левой руке на полном скаку за девять секунд расстрелял и разрубил двенадцать мишеней, чем вызвал бурю восторга однополчан. С тех пор многие просили показать этот трюк еще раз, и Нелюбов довольно часто его демонстрировал. Но когда начали приезжать из соседних полков, ему это быстро надоело и, хотя Борис понимал, что в условиях войны развлечений мало, прослыть полковым циркачом он категорически отказался.

Командир Кексгольмского пехотного полка генерал-майор Малиновский, не приняв шутливого тона командира дивизии, серьезно посмотрел на своего начальника и только пожал плечами, словно показывая, что это повышенное внимание к столь скромной персоне его адъютанта в сложившейся обстановке по меньшей мере не уместно.

Мингин еще раз улыбнулся, на этот раз серьезности и деловитости Малиновского, и пригласил офицеров к небольшому столу, на котором были разложены карты.

– Находясь на правом фланге армии, наша дивизия, как и весь корпус, уже несколько дней двигается вперед, ничего не зная о том, что творится у нас по соседству. В штабе фронта тоже ничего не знают о противнике. Мы ждем подхода генерала Ренненкампфа, однако немцы тоже этого ждут и постараются не допустить соединения наших армий. Разъезды докладывают, что противника слева нет, но они действуют на обычной для конных разъездов глубине, поэтому их данные не могут дать общей картины происходящего. Что нам ждать слева? Первую армию Ренненкампфа или ударные корпуса Гинденбурга и Людендорфа? – Мингин сделал многозначительную паузу.

– Штабом корпуса решено провести глубинную разведку двумя отрядами. Командовать первым отрядом назначен поручик Нелюбов, вторым – поручик Иловлев. Оба офицера сразу после совещания принимают под свое командование по сотне из 14-го Донского казачьего полка и на рассвете выступают по установленным маршрутам. При столкновении с численно превосходящим противником – в бой не вступать, уходить в леса. Населенные пункты после предварительной разведки обходить стороной. Любые сведения, полученные в ходе рейда, должны быть немедленно доставлены в штаб дивизии. Карты с маршрутами движения поручики получат за час до выступления. У меня все. Господа офицеры, кто хочет что-то уточнить или добавить, прошу высказываться.

Генерал Мингин обвел внимательным взглядом стоящих рядом офицеров и под всеобщее молчание подвел итог:

– Если Ренненкампф не успеет подойти, мы можем оказаться в сложном положении.

– А если он вообще не придет? – хотелось спросить Борису, но он промолчал. Его задача была тактического характера, а стратегия – это прерогатива командования.

«Интересно, как генерал Малиновский согласился отпустить своего адъютанта в самостоятельный рейд?» – подумал Нелюбов, перехватив озабоченный взгляд своего командира.

Борису не нравилась должность адъютанта, и он при любой возможности просил командира полка перевести его со штабной службы на строевую. «Наверное, надоел генералу своими вечными просьбами», – удовлетворенно подумал поручик, вместе с другими офицерами выходя из штабной палатки командира полка.