Разведотряд - Вячеслав Демченко Страница 29

— Похоже, фрицы тут долбятся уже целый день…

— Паче стахановцы, — подтвердил старшина разведроты то, что видно было и невооруженным взглядом.

Поле перед ними, изрытое, будто вывернутое наизнанку до самых своих железных рёбер и внутренностей, бурых от засохшей крови, было усеяно трупами. В каменно-серых мундирах они и сами походили на чингисхановы курганы: «время собирать камни, время разбрасывать…»

Вязкий багровый дым катился клубами в свинцовом небе, курился пороховой вязью между станинами и задранными стволами полковых 75-мм орудий, уже ослепших без прислуги, разбросанной в медных россыпях гильз и грудах снарядных ящиков. Чадили резиной и маслом обгорелые остовы манштейновских «Т-четвертых». Буквально поминутно, словно горох из прорванного куля, сыпал с немецкой стороны тяжёлые пули MG, и с тошнотворным вытьём срывались мины…

— Это они для регламенту… — перевернувшись на спину, полез за пазуху подпаленного ватника старшина. Всё, что осталось у Войткевича от командного состава роты да и от самой роты. На монастырский погост, двух десятков душ с роты не наберётся… — Значит, кофей пьют. Сейчас не полезут… — старшина лизнул край газетного обрывка, сворачивая самокрутку.

— Нет… — убеждённо покачал головой Войткевич, протянув к старшине щепотку пальцев. — Видишь, высотка перепахана как бороной, плашмя… Пикировщики работали. Вот их, я так полагаю, и ждут. — Взяв щепоткой куцую самокрутку, он жадно затянулся. — Оно и к лучшему…

— Чего краше, — проворчал старшина, с сожалением следя, как стремительно тает окурок в обветренных губах старшего лейтенанта. — Нам-то что за радости?

— А то… — перехватив ревнивый взгляд старшины, Яков спохватился и вернул окурок. — Извини… А то… — продолжил он, снова берясь за бинокль. — Как начнут «лаптежники» тут пахать, фриц на высотку не полезет, побоится под своих же лечь. Вот тогда мы через немецкие окопы и сиганём к нашим.

— Сиганём… — сосредоточенно выпустив табачный дым через ноздри, повторил старшина и вздохнул: — Допрыгаемся этак. Мало что свои встретят без хлеба, одной солью, а немцы ещё вдогонку присолят, так и сверху «юнкерсы» пока разберутся: любить нас и как?…

— Не бухти, Карпыч… — рассеянно пробормотал старший лейтенант, выискивая просвет в чёрных оспинах стрелковых гнёзд. — Особо окапываться немцам нужды теперь не было, контратаки 51-й армии случались совсем редко. — Чем больше шухер на базаре, тем гуще у шпаны верхняк…

— Ты чего сказал-то сейчас? — с глухонемой гримасой обернулся на него старшина, потомственный питерский пролетарий.

— Я цитировал выступление товарища Молотова на пленуме в августе 39-го… — усмехнулся Войткевич, и на ещё большее недоумение старшины пояснил совсем уж непонятно: — Это когда мы с ними договор о ненападении сварганили…

— Да ну тебя!

— Es ist auch selb auch treu, то же и верно то же.

…С распластанными, надломленными кверху, крыльями «Юнкерс-87» напоминал соответствующего орла с тульи офицеров люфтваффе. Неубирающиеся шасси ещё более усиливали сходство. Будто выпустил стервятник когти и вот-вот вопьётся прямо тебе в душу, которую и без того выворачивает от его жуткого вытья. Впрочем, вой вскоре сменился рёвом с отчетливым моторным акцентом, когда «юнкерс» повернул и пошёл с креном на нос и показалось за угловатой кабиной пикировщика хвостовое оперение.

— Пошёл рыть… — сплюнул старшина табачную крошку с губы. — Ну, что? Подождём, пока они тут закоптят всё и отойдут на второй заход? А там, под дымовую завесу и…

— А вот и нет! — раздельно, почти по слогам, перебил его Войткевич. — Как вся эта хрень рванёт… — он поднял палец, обращая внимание старшины на свист, прирастающий к надрывному механическому реву. Режущий свист отделившихся бомб. — Так и мы рванём. В самый фейерверк… — И, заметив скептическую гримасу старшины, пояснил: — Со второго захода они уже разберутся, кто это на высотку идёт. Думаешь, с такой высоты… — он кивнул на тройку «юнкерсов», вынырнувших из клубов дыма, стелющегося почти над самой землей — …тебя, Карпыч, можно с Карлычем перепутать?

— Так посечёт же осколками…

— Осколок — дело случая, а вот пуля — умения… — философски изрёк Яша, щурясь на «юнкерс», стремительно разрастающийся в глазах. — Ты чего больше хочешь? Своё везение испытать или стрелковую подготовку немца?

— Я домой хочу, — недовольно буркнул Карпыч. — К Наталье под титьку.

— И я к ней под титьку хочу… — пожав плечами, лейтенант выдернул из-под старшины изрядно отощавший «сидор». — Где тут ракетница?

— Вообще-то, я жену свою имел в виду… — запоздало хмурясь, уточнил старшина.

— А я что, Гончарову, что ли? — фыркнул Яша, со стальным хрустом ломая ракетницу в казенной части. — Наталью Николаевну…

Старшина так и остался в хмуром недоумении.

— Пригодился всё-таки… — Войткевич загнал в патронник сигнальный патрон, помеченный зелёным пятачком на широком капсюле.

Зелёная ракета должна была в своё время обозначить место выхода разведбата из фашистского тыла. Кто ж знал тогда, что запланированная перед атакой 156-й дивизии разведка боем окажется рейдом в глубокий тыл противника. И не наши подоспели на завязанный разведчиками, как у них говорится: «бой за водокачку» — галочку в рекогносцировке: «тут лучше обойти», а стальные звери Манштейна. Так что и времени с тех пор ушло немало, и батальона убыло весьма — до роты, и то некомплектной, во главе с её же ротным Войткевичем, теперь оказавшимся старшим по званию.

Соответственно, никто их уже не ждал, не то чтобы здесь именно, но и вообще где-либо. Давно откричал севшим голосом радист в штабе дивизии: «Третий, третий! Ответьте шестому!» Умолк «шестой» уже к вечеру второго дня. И вот только теперь объявился, где не ждали и когда не ждали.

Что и неудивительно. В этом аду не то что разведбат в тылу врага, а и дивизию у себя на карте потерять — нехитрое дело. Так что зелёная ракета вряд ли была бы правильно понята там, на изрытой свинцом и сталью высотке, где наши. Рассчитывать на поддержку как-то не приходилось и даже…

«Как бы не приняли за сигнал немцев к атаке…» — поморщился в секундном замешательстве Войткевич.

С другой стороны, его парни, остатки разведбата, только этой зелёной звёздочки в чёрное небо и ждут сейчас, как сигнал к прорыву. «Другим способом всех разом не поднять…» — он почти с нетерпением обернулся.

Тень «юнкерса», словно крысиная стая, рябью, пронеслась в ржавом сухостое — с нашей стороны артиллерия била негусто, осталась травка-то… Наскочила тень, махнула чёрным платком по лицу лейтенанта. Он отчетливо, как в тире с рубежа 25, увидел на клёпанном облачно-сером брюхе чёрную мишень с белым крестом уголками. И выстрелил в неё почти рефлекторно, как выругался, не мечтая даже свалить железную тварь. И — вскочил на ноги:

— Батальон!..

И сразу, с первого слога «Ба-атальон» потянуло на нестройное сначала, неуверенное, — неужели наконец-то к своим! — но крепнущее с каждым шагом и с каждым мгновеньем: — Ура!