Романтик - Николай Прокудин Страница 27

— Нога болна!

— Нога! Болна! Как тресну по башке, чурка. Болна!

— Я не чурка, я грузин.

— Вставай, нечего ползать! — зло заорал санинструктор.

— Товарищ капитан, да его пару раз поцарапало! Обосрался просто!

— Воняет?

— Да нет, я в переносном смысле. Трус он!

— Ну, трус не трус, а повезло, могли и яйца отрезать.

— Валяй бегом к сержанту Карабоду и помогай своим. Где убитые лежат, видишь, Степан? Надо их выносить.

Уже в темноте подняли обоих мертвых солдат из ущелья, собрали вещи, оружие, понаставили растяжек и вернулись к себе на точку. Кара-бод и его три солдата стояли над командиром, натянув палатку, защищая его от хлынувшего вдруг ливня.

— Да, жаль, не успели к вертолету. Как мы раньше не заметили, что он живой?

— Иван, ведь с такой раной, по-моему, ничем не помочь. Что увезешь, что не увезешь.

— Ника, когда получишь пулю в лоб, не дай бог, конечно, и будешь валяться в грязи, тогда посмотрим, что ты скажешь!

— Ворон! Каркаешь!

— Ну, а ты тоже брякнул! Надеяться нужно до последнего. Наш закон — раненых и убитых не бросать! У «духов» такой обычай, кстати, тоже. А раненого любого, даже безнадежного, надо спасать, чудеса бывают всякие.

Итог боя был трагический: из разбитой роты шесть убитых и шесть раненых, да оцарапанный Гогия, но он не в счет.

Всю ночь по очереди с нашими четырьмя солдатами эти бойцы стояли над старшим лейтенантом. На рассвете прилетел вертолет и всех их увез. Старший лейтенант скончался через три дня в госпитале. А вдруг выжил бы, если б сразу вывезли. Вот так-то… Прав ротный… Стало пять раненых, не считая Гогии, и семь убитых. У нас в роте потерь не было, нет даже раненых. На утро ротный с грустью мне сказал:

— Запомни! Чаще всего убивают в первых рейдах и последних. Никогда не откладывай отпуск и особенно берегись после отпуска!

— Это ты к чему?

— Железобетонные, проверенные кровью и смертью приметы! Старлей в отпуск должен был ехать, дочка родилась. Бойцы сказали: уговорил его командир роты отпуск перенести. У человека уже мозги на дом переключились, а его в рейд! Это уже из области психологии. Бдительность потерял, концентрацию. Расслабился. — Иван принялся жевать сухарь, глядя вдаль.

— А чего ты так задумчиво на меня смотришь? — удивился я.

— Да у меня этот рейд последний, тьфу, тьфу, крайний, надеюсь, — вздохнул Иван.

— Кстати, Ваня! Я спал ночью в свободные от проверки постов часы вполне спокойно, кошмары не мучили. Переживания нахлынули, когда под утро пришла очередь бодрствовать.

— Сволочь ты, равнодушная, — вздохнул ротный.

Вчерашний бой я видел снова и снова, как в кино. Убитые наши, подстреленные душманы, раненый офицер, кровь, пули, взрывы, едкий страх перед надвигающейся со всех сторон, смертью четыре часа непрерывной перестрелки. Война перестала быть прогулкой, альпинизмом, туризмом, приключением, она стала жестокой реальностью. Ко мне прикоснулась война и обдала своим смердящим, трупным дыханием.

* * *

Наступило утро — и новая задача. Вертолеты перебросили батальон через два глубоких ущелья. Эта горная гряда уходила к заснеженным вершинам. Наш маршрут к ним. Задача — пройти над кишлаком до самого начала речушки, протекающей от заснеженных скал. Патроны, гранаты, выстрелы к гранатомету, «мухи» нам забросили на площадку вертолетом. Свои все кончились вчера. Обвязавшись лентами от «Утеса» и АГС, солдаты стали похожи на матросов-анархистов.

— Хреновая задача! — сказал Кавун, собрав офицеров. — Ситуация следующая: разведка будет чесать кишлак с двух сторон, а мы прикрываем их сверху. Рядом никого. Третья рота, вчера сильно потрепанная, будет от нас в десяти километрах. Прочешут разведчики ущелье — отходим к нашему полку. Идти двадцать километров. Сейчас десять утра, к шестнадцати выход на задачу. Остроган с первым взводом в голове колонны. — Серега поморщился. Его взвод — это он, три солдата и зам.комвзвода. — Два сапера еще идут с ним. Дальше вся колонна. Замполит и санинструктор в конце. Подгонять, лечить, оживлять. Воодушевлять!

Все хмыкнули. Тяжело вздохнули… Задача нелегкая. Своих рядом нет, а «духов»? Кто знает…

Вчерашняя трагедия перед глазами. Та же ситуация, только нас не шестнадцать, а тридцать пять.

— Их, мудаков, ничему жизнь не учит, — рявкнул Острогин.

— Кого их? — ласково поинтересовался командир.

— Всех начальников. Что комбат сказал на это?

— Комбат был строг и заботлив. Матом не ругался. Сказал: «Милый Ваня, не будешь ли так любезен, сходить во-о-он туда, а?» Пожелал успехов в ратном труде. Напомнил, что мы коммунисты и комсомольцы. А если серьезно, то насчет мудаков из «верховного командования» он с нами солидарен. «Кэп» (комполка) в бешенстве, но решает ведь не он. Армейская операция! Ну, а крайние — мы. Минометчик один убит, а в третьей роте четверо ранено. Им сильно досталось! «Килькоед» Мелещенко в шоке, но тебе, Ник, его успокаивать некогда. Трогаемся, в путь. Орлы, мать вашу, пехоту ноги кормят — вперед, марш!

* * *

Часа через четыре наконец-то привал. Осталась гораздо меньшая часть пути. Высота уже как на ладони. Толкать и подгонять «умирающую» роту я уже устал. Хорошо, что идем без минометчиков, а то еще и мины пришлось бы тащить. Комбат наш миномет отдал разведчикам. Погода баловала. Легкий ветерок, тучки, не жарко.

Я отошел чуть в сторону от привала. «Лучше нет красоты, чем пописать с высоты.» Встал на край, глянул вниз и отпрыгнул назад. Лежа, пополз обратно к пропасти. Глубоко внизу текла живая река. Люди, коровы, лошади, козы, овцы. Уходят оттуда, куда идем мы. В бинокль посмотрел и увидел, что в толпе много вооруженных людей.

Пулей примчался к своим.

— Ротный! Скорей, там «духи» по ущелью уходят!

— Как увидел?

— Да, чуть не обделал их с обрыва.

— Рота, без мешков за мной! — скомандовал командир. — «Утес» и АГС на месте, занять оборону тут.

Перебежав, мы залегли вдоль обрыва, ротный посмотрел в бинокль. Нас пока не заметили — везет. Улыбаясь удовлетворенно, он отдал приказ:

— По цепи передать! По моей команде выпустить по два магазина и по гранате РГО бросить в ущелье. Снайперам выбрать мишени. Потанцуем!

— Иван! Вроде там мирных жителей много? — с сомнением произнес я.

— А мы их не тронем, — ухмыльнулся он, — стреляй только в вооруженных. Мы вчера тоже были с утра мирные.

— Огонь!

«Бух, бух, та-та-та-та-та, бабах», — огнем полыхнула рота. «Ах-ах-ах», — отозвалось ущелье эхом.

«Ба-ба-бах, та-та-та-та.» Это продолжалось минут пять. Вначале внизу все бросились врассыпную, часть мятежников попадали убитыми, через какое-то время кто-то из оставшихся в живых начал стрелять в ответ.